Щелкнуть меня так?
– Если Вы не против, маркиза.
– Ладно, мы, маркиза, сегодня добрые. Ты нам угодил. Только скажи честно.
– Что.
– Тебя возбуждает, что я буду у тебя вся… вот такая? Да? Вся в твоей сперме? Это?
– Это будет знак. Символ.
– Развратности?
– Нет. Твоей принадлежности. Мне.
– Так я и так вся твоя. Ладно. Дай мне розу.
Белка взяла с тумбочки поднос и поставила перед собой, а Михаил поднялся, вытянул из вазы розу и вернулся на кровать. На экране его смартфона вырисовался кадр: обнаженная девушка левой рукой держит цветок и прикрывает им левый сосок, а правую руку, зачерпнув пальцем шоколадного крема, подносит ко рту и облизывает языком; левая нога ее согнута в колене и выдвинута вперед, взгляд снизу вверх таит в себе обещание неземного блаженства.
Прозвучало щелканье затвора, Белка убрала поднос обратно на тумбочку, легла на спину, раздвинула ноги, положила между ними розу, а руки подняла вверх.
– Доставай свои кандалы, противный ты пиратище. Пусть уж будет у тебя сегодня полная принадлежность. И на твоей улице праздник. В награду.
Михаил вытянул из щели между матрасом и спинкой кровати никелированные наручники и с удовольствием услышал звук щелчка – он всегда вносил в его душу успокоение. Вот сейчас нет никаких бородатых врачей и олигархов, итальянских графов и греческих художников, никого нет, есть только она, добровольно отдающая тебе свою свободу, дающая тебе право и власть делать с ней все, что ты захочешь. Ни с чем не сравнимый момент. Если бы его можно было записать в себе. И, когда она в очередной раз будет вертеть хвостом у себя в больнице или еще где, ты бы включил вертушку, поставил алмазную иглу на виниловую дорожку своей души и успокоился. Он защелкал камерой.
– Все? Ты доволен?
– Не буду врать, есть немного.
– Ну мы же всегда говорим друг другу правду.
– Да, маленькая. Вот и скажи, что ты сейчас чувствуешь.
– Я чувствую, что ты спокоен. И мне не надо тебя ни в чем убеждать. Ведь так?
– Так.
– Вот видишь, как мало для этого надо. Как это просто сделать. Ну, сделай со мной что-нибудь.
Михаил опустился вниз, лег между бедер Белки, взял розу, провел лепестками по нежной коже ее ляжек, по клитору, раздвинул пальцами губы и поводил бутоном по розовой влажности, потом провел там же языком.
– Как приятно! Еще хочу!
Он трогал языком клитор, втягивал его в рот и сосал, с наслаждением слушал стоны девушки, ощущал начинающуюся дрожь ее бедер. Внезапно что-то щелкнуло у него в голове, он взял розу и опустил ее на венерин холмик так, что шип уперся прямо в клитор. Белка дернулась, закричала, он убрал цветок, девушка сжала бедра, перевернулась на бок, но он с силой развернул ее на спину, раздвинул ноги и опять стал трогать клитор языком и сосать его. Голова его ощутила снизу ураган оргазма, Белка кричала и сучила ногами, брыкалась, извивалась всем телом; цепочки наручников звенели серебряным звоном.
– Все, Мишутка, не могу больше! Пусти, а то щас умру!