и умоляла. Я билась в истерике и до крови стерла кожу под кольцом. Я выла и размазывала сопли по пледу. Я рыдала до тех пор, пока просто не упала на диван и не затихла. Головная боль накрыла с новой силой, и я провалилась в тягучее, как горячая смола, забвение.
Человек – та самая тварь, что рано или поздно соскребет себя в кучку и прекратит заниматься глупостями. Так и я, очнувшись в следующий раз, почувствовала голод, который не могли заглушить эмоции. Голод – эта та сила, что поднимет любого в девяноста процентах случаев, а потребность уединения в маленькой комнатке с фаянсовым другом – в ста. Ко мне еще не вернулись силы, голова продолжала раскалываться, но если не выпить хотя бы чаю, то я вообще не приду в себя!
На кухне меня ждала засада. Я банально не была готова к тому, что придется осваивать не незнакомую плиту в чужом доме, а самую настоящую печь! Она доходила мне почти до пояса, а в ее верхней площадке имелось два круглых отверстия, прикрытых тяжелыми металлическими дисками.
– Это что, местный аналог плиты? – спросила я сама у себя. Все равно больше не у кого.
Печь делила дымоход с огромным камином, занимавшим почти всю соседнюю стену.
Каким-то чудом вспомнилась поездка к прабабушке много лет назад, и я с осторожностью сапера воспроизвела все нужные приготовления: выдвинула обе металлические заслонки-вьюшки, подержала руку у отверстия в камине, силясь понять, работает ли тяга, догадалась проделать это при помощи зажженного, а после потушенного листка бумаги, дым от которого вполне уверенно двигался вверх и утекал в трубу. После этого из печки в стоявшее тут же ведро высыпала остатки углей, смела золу. Справа от камина вдоль стены теснились металлические корзины с поленьями. Стоило лишь сунуть парочку в печь и поджечь, как дерево радостно запылало.
Обыск кухонных шкафов дал не самый приятный результат. Я нашла немного какой-то крупы, похожей на перловку, солонку с окаменевшей серой солью и металлическую жестянку с чем-то, лишь внешне слегка похожим на чай. Посомневавшись, я предпочла кашу неизвестному травяному мусору. Это явно могло насытить меня лучше сомнительной жижи из давно истлевших чайных листьев. С посудой в этом доме дела обстояли значительно лучше: в шкафах теснились кастрюли, сковородки, сотейники, медные чайники и еще масса всякой утвари. А в буфете обнаружилась посуда: и просто глиняные плошки и чашки, и фарфоровые тонкие чашечки с блюдцами. А уж вилками и ножами всех мастей можно было вооружить целую студенческую столовую!
За отдельной дверью пряталась кладовая, но там не оказалось даже высохшей корки сыра или бочки из-под огурцов.
Чем дальше, тем больше во мне крепла уверенность, что в доме давно никто не живет.
– Смотри на вещи позитивно, Федя, – подбодрила я себя. – Зато и встречи с хозяевами и объяснений не предвидится. А ведь с такой невезучестью, как сейчас, могла угодить в какое-то жилое строение, а там полиция… объяснения… интересно, меня бы приняли за обычную воровку или за сумасшедшую? Вряд ли мне бы поверили, что