напишу моему милому Коле. В Лондон до востребования!
Увы, мне не удалось обнаружить тайное житие Сильвестра (в монашестве Досифея). Хотя известно, что оно есть – существует в нескольких списках и ходит по рукам приближенных, доверенных лиц, преимущественно духовного звания.
Но в этот круг я попасть не сумел: не достоин – не заслужил. Рожей не вышел. Кто я для этого круга? Так, музыкантишка…
Да и не было проводника, рекомендателя, способного за меня поручиться.
Поэтому приходится довольствоваться догадками, предположениями, намеками, отголосками.
Один из таких намеков – о совершенном Сильвестром хождении. Вот, мол, было такое… Но, спрашивается, когда, в какие годы? И куда он хаживал? Поясните, уточните, раз намекаете. По старообрядческим скитам Заволжья или Сибири? На Афон? Может быть, в Иерусалим на бесе летал, как новгородский архиепископ Иоанн?
А если хаживал, то и сиживал (еще один глухой намек). Где именно, позвольте спросить? В библиотеке царя Ивана Грозного? Кунсткамере Петра? Рукописном собрании графа Мусина-Пушкина?
Этого я так и не установил. Но зато мне доступен семейный архив Салтыковых (если его можно так назвать, поскольку он занимает всего две шкатулки, сосланные на антресоли). Доступна переписка Сильвестра – не с собратьями по ремеслу, а с особами духовного звания, игуменами монастырей, старцами (такими как Иоанн Крестьянкин), молитвенниками, прозорливцами, читавшими его письма, не вскрывая конверта.
К тому же мне довелось слышать рассказы как самого композитора, так и его близких, учеников и друзей.
Впрочем, ученики, друзья… слишком чинная и благостная выходит картина, а Сильвестр этого терпеть не мог. Поэтому к ученикам и друзьям, пожалуй, добавлю и подружек, которыми он увлекался в ранние годы, до своего обращения.
Подружек самых разных, смешливых, лукавых, жеманных, строгих, надменных – их всех разогнала Соломония, лишь только он позволил ей воцариться в его жизни (некоторые из них, разогнанных, по загадочной прихоти судьбы впоследствии тоже обратились и даже приняли постриг, стали черницами).
Разогнать-то разогнала (да так, что их словно бы ветром сдуло), но мне никто из них не отказывал в нужных сведениях. Сведениях даже такого рода, на которые я, казалось бы, не вправе претендовать из-за их личной – интимной – окрашенности. Я, собственно, посягал на их тайны и всегда давал понять, что они вправе не отвечать на мои вопросы: «Ради бога, я не обижусь». И тем не менее они, мои лебедушки, все мне выкладывали как на духу…
Я. …И он был влюбчивым? Страстным?
Иоланта. Нет, влюбчивыми и страстными были мы, окружавшие его. А он, надо признать, любил окружать себя женщинами, но не царить среди них – скорее держаться в сторонке, особнячком, из своего уголка поглядывать…
Я. Простите, как это – окружать и держаться в сторонке?
Люба (пытаясь разъяснить мне то, что сама не совсем понимала). Ну, у него было свое признанное место среди нас – в центре нашего круга, но он его не занимал, не дорожил им, а как бы постоянно желал уступить.
Зоя