воображает себя восклицательным знаком… Как мне всё это надоело, Александр Дмитриевич! Хочется просто жить, быть счастливой… Вот вы, наверное, никогда головы не теряете.
– Зачем ты человека морочишь? – перебил её муж. – Распустила хвост, мистику развела… Так он тебе и поверил! Он, Саша, умный. Он видит, что ты не овечка. Вот и незачем… Он алгеброй гармонию проверил и книжному искусству обучен.
– Ты просто пьян, Анри.
– Мы завтра едем большевистских комиссаров встречать, – сказал Черепахин Машарину, не обращая больше внимания на жену. – Поедешь с нами?
– Не могу, – подумав, отказался Машарин.
– Ну и напрасно. Целый отряд комиссаров. Крупные птицы!
– Ты ещё за столом говорил об этом, – напомнила ему жена. – Александра Дмитриевича никто не отпустит. Он сейчас на положении ребёнка… А вот и наш дворец, наша крепость. Приходите к нам.
– У тебя оружие есть? – побеспокоился Черепахин.
– Обойдусь, – сказал Машарин.
– Без оружия нельзя. Тут всякой сволочи в этом омуте. Возьми! – он вытащил из кобуры тускло блеснувший «смитт-вессон».
Простившись с Черепахиным, Александр Дмитриевич пошёл обратно и свернул в тёмный приречный проулок. Он двигался не спеша от избы к избе, ища знакомую примету. Наконец увидел на крыше парящий по звёздам кораблик, огляделся и постучал в ставень.
– Кто? – не сразу спросил испуганный женский голос. – Кто это?
– От Петра Анисимовича, – тихо сказал Машарин. – Выйдите на минутку.
– Нюрк, выйди-ка, – сказала в избе женщина. – От отца ктой-то. Стряслось ай чего?
Ждать пришлось долго. Наконец брякнул в сенях засов, и к воротам подошли.
– Чё надо? – спросила из-за ворот девушка.
– Поговорить надо.
– Об чём говореть-то?
– Надо предупредить Петра Анисимовича, чтобы не приезжал сюда.
– Это пошто же?
– Чтобы жить остался.
– Ладно, – сказала, подумав, Нюрка. – Погодите, я быстро.
Она снова убежала в избу, но вернулась действительно быстро. Должно быть, она видела в темноте, как кошка, потому что сразу узнала Машарина.
– Ты чё? – испугалась она. – В тюрьму нас забирать пришёл? – Но быстро сообразила, что это не так, и смекнула другое. – Али думашь, так поглянулся, что на шею брошусь?
…Когда он только зашёл в ограду с солдатским мешком в руках, все бабы оставили работу и стали разглядывать его из окна. Сначала думали, жених барышнин, но, когда он стал рядом с отцом, ажно ахнули: шибко схожи. Сын, стало быть.
– Вот тебе бы такого заманить, – пошутили мытники над Нюркой, – а то твой Фролка – тьфу! – пигалица кривоногая.
– Энтот не для неё…
– Куды там! Она у нас вон, как груздок! А они все на одно копыто, помани только.
– Это ж ему лет тридцать? – подсчитала старшая из баб. – А выглядит и постарее. Война никого не красит. Худой!
– Потолстеет у маменьки!
– Слетелись коршуны…
Нюрка