чин поучал.
Версия о любви Кронида к Лампии, после того как я стала разбирать присланные из архива бумаги, сначала полностью рассыпалась. Да нет, с большой грустью думала я, обычное (!) российское казнокрадство: небось действительно кто-то из вышестоящих над Кронидом начальников был заинтересован в фиктивных отчетах, надеясь получить от махинатора Кронида свой куш, и потому Илья Дмитриевич не просто уперся в фантастически прочную, гладкую, мимикрирующую в такт времени, точно глянцевый трансформер, вечную стену российского жульничества – но разбил об эту стену голову. Но сначала о странном параллельном сюжете, в который попал автор (то есть я). Сюжет этот связан с частным алтайским генеалогом Перешокиным (в фамилии реальной я изменила две буквы), к которому мы обратились через интернет, надеясь получить информацию о своих предках, о которых помнили слова прабабушки: «род пошел от шихтмейстера», который попал на каторгу в 70-х годах XVIII века, и связано это было с пугачевским делом: последние данные обнаружил еще до 1917 года в архиве сын Ильи Дмитриевича Ярославцева, историк, окончивший в 10-х годах ХХ века Санкт-Петербургский университет, историко-филологическое отделение.
А генеалог Перешокин работал просто: получив запрос от одного из своих частных клиентов, на которых он выходил через генеалогический сайт израильской предпринимательницы – бывшего историка излета советской власти, Перешокин шел в барнаульский архив и за копейки получал там нужные документы, а продавал эти документы за очень весомые суммы. Расчет и логика этого индивидуального бизнеса элементарны: клиент сам не может из другого конца страны (или вообще из другой части света) доехать до барнаульского архива. Ведь если бы он смог – то и доехал бы. И потому – даже если документы ловко подтасованы под перешокинскую версию (а он этим не чурался), то проверить некому, и доказать обман мало разбирающиеся в исторических реалиях Алтая никогда не смогут. Разумеется, порой находки Перешокина соответствовали исторической правде – тогда он получал честные деньги. Но часто – из-за сгоревших церквей, потерянных, утопленных, разорванных большевиками архивных документов, из-за ошибок переписчиков, которые путались сами в датах и составляли формулярные списки с чужих слов (даже сейчас в интернете куча таких же точно ошибок!), – версию приходилось достраивать фиктивно, то есть сводя два конца совершенно разных родовых дорог как бы в одну удачно найденную подкову. Подкову перешокинской подтасовки, приносившей ему ощутимый доход. Ведь фамилии повторяются. Имена тоже. А некоторые расхождения в датах легко свалить на тех же малограмотных или небрежных переписчиков. То есть, в общем, Перешокин не так далеко ушел от Маляревского, который был типичным крупным российским мошенником (в лихую эпоху российской «прихватизации» он стал бы «уважаемым миллионером», ведь толпа тупа – и даже зная, что капитал г-на N имеет источником, мягко говоря, нечестность, все равно этого N за его деньги уважает). А когда над Маляревским нависла угроза разоблачения – он, как это принято у такого рода деятелей, поспешно обвинил