фаворита императрицы, вероятно, и проинформировал князя о возникшем у Ее Величества намерении выдать родственницу Софью Карловну Скавронскую за Петра Сапегу, зятя всесильного друга царской семьи. Естественно, Александра Даниловича шокировали откровения придворного: какая вожжа попала под хвост самодержицы?! Мария и Петр сговорены еще 12 октября 1721 года; обручены 13 марта 1726 года. Причем самой государыней…
3 февраля Меншиков в Зимнем дворце полтора часа (с перерывом на обед у великого князя) общался с Екатериной. Похоже, безрезультатно. А утром 4-го обескураженного вельможу навестил цесарский посол Рабутин, с которым хозяин «изволил разговаривать тайно в Ореховой с час». О чем? Скорее всего, о создавшейся вследствие очередного августейшего брачного каприза благоприятной обстановке для реализации великолепной идеи датчанина Вестфалена, товарища австрийского графа. Именно теперь настал момент людям, сочувствующим юному Петру Алексеевичу, теснее сплотиться друг с другом, чтобы, сообща переубедив вдову Петра Великого, добиться высочайшего согласия на породнение Меншиковых с Романовыми и признания политических прав полуопального отрока. В тот день Светлейший побеседовал также с Бассевичем и саксонским посланником Лефортом. Речи иноземцев, очевидно, произвели большое впечатление на него. Утром в воскресенье 5-го числа князь неожиданно отправился к А.И. Остерману, с которым прежде встречался изредка, в основном по праздникам. Президент Военной коллегии просидел у вице-канцлера около трех часов, и в итоге на свет народился крепкий политический дуэт в лице энергичного, решительного россиянина и умного, проницательного немца, единственного, кто мог распутать сплетенный Елизаветой клубок[9].
Кстати, цесаревна заметила маневр сановника и через две недели воспользовалась им. А пока ей пришлось срочно сглаживать досадный промах матери, которая вечером 5 февраля пожаловала орден Святой Екатерины двенадцатилетнему сыну Меншикова Александру. Награда, бесспорно, предназначалась младшей дочери Александре Александровне Меншиковой, без пяти минут невесте великого князя. Принцесса хотела просигналить потенциальному союзнику, что ущерб от разрыва с Сапегой будет с лихвой возмещен, если обиженный отец вступит в ряды ее сторонников. Однако подчиненные Макарова или Головкина, перетрудившись, не отличили Александра от Александры и вписали в грамоту мужское имя вместо женского. Так высочайшая милость в мгновение ока превратилась в высочайшее оскорбление, ибо мальчика, будущего офицера, поощрили бабьей кавалерией. Александр Данилович – человек сообразительный, – разумеется, расшифровал подтекст торжественного акта. Но неприятный осадок, конечно, остался в душе, усугубив огорчение, вызванное историей с Сапегой. Елизавета на ходу придумала, чем замолить грех. 9 февраля, как обычно раз в месяц, в гости к Светлейшему приехал великий князь с сестрой. И вдруг 12-го числа около пяти часов пополудни оба подростка опять заглянули на огонек