Она стояла у входа и беседовала с сестрой Марион. Эта сестра была одной из самых полных женщин, каких Симон когда-либо видел. Рядом с ней тетя казалась былинкой. Такая же худощавая и высокая, как и отец Симона, с такими же угловатыми чертами лица. Увидев племянника, она приветливо улыбнулась и окликнула его по имени.
Пути назад не было. В этот момент Симон полностью осознал, что теперь его ждет совершенно новая жизнь. Ему хотелось вернуться назад, к Леннарду, и побеседовать с ним о рок-музыке или о последних новостях из мира мертвецов. Мысль о том, что ему предстоит, выйдя из-под защиты клиники, шагнуть в неизвестное будущее, тревожила его. Нет, не совсем так. Не тревожила. Она вызывала у него смертельный, заячий страх.
7
– Тебе обязательно надо больше кушать, – заметила Тилия, когда они покидали клинику. – А не то останутся кожа да кости. Неужели в больнице так отвратительно кормили?
Разумеется, кормили не очень вкусно. Но не успел Симон ответить, как Тилия уже продолжила свой монолог. Как она рада, что с ним снова все в порядке. Что она приготовила для него гостевую комнату. Что его брат вечером придет к ужину и т. д.
Из нее извергался поток слов, и Симон заметил: она тоже пытается скрыть, что ей неловко. Как и все эти пять месяцев. При каждом посещении Тилия, казалось, боялась сделать или сказать не то. Сегодня, в день его выписки, она чувствовала себя совсем не в своей тарелке. Женщина вела себя так, как обычно ведут себя люди, забирающие домой близкого человека из психиатрической клиники. Во время групповой терапии с доктором Форстнером Симон часто слышал об этом от других пациентов – от тех, кто дольше его состоял в «Почетном клубе чокнутых».
Перелом руки или аппендицит всегда найдут понимание и сочувствие, поскольку такое каждый может себе представить. Но если кто-то решился на суицид, тут дело обстоит иначе. Трудно или даже невозможно объяснить другому, насколько невыносимы могут быть депрессия или кошмары. Как будто рассказываешь о головной боли тому, кто ни разу ее не испытывал.
Тилия вела себя в точности так же, как родственники практически всех подростков, с которыми Симон лежал в клинике. Она старательно делала вид, будто ничего не произошло, будто речь идет о чем-то совершенно незначительном, – так пытаются прикрыть пятно на скатерти, ставя на него вазу с цветами. Можно утверждать, что скатерть снова чистая, однако каждый знает, что пятно никуда не делось, что оно под вазой.
– Дома я приготовлю тебе что-нибудь из настоящей еды, – пообещала она, широко улыбнувшись Симону, когда они покидали больницу. – Ты любишь лимонный пирог?
– Еще как! – улыбнулся Симон в ответ на улыбку тети, хотя не испытывал особого желания скалить зубы.
Мальчик оглянулся на здание больницы. Оно уже почти скрылось за ветвями разросшихся каштанов. Симон услышал, как звякнули ключи Тилии. От этого звука, несмотря на летнюю жару, он вдруг покрылся гусиной кожей.
Когда они дошли до «Фиесты» Тилии, сердце мальчика забилось сильнее. Колени сделались ватными, и