в пропасть, чернеющую под ногами ректора, и у меня вмиг пропало всякое желание сопротивляться.
Хотя «одна из» неожиданно больно укололо. А ведь он не сказал ничего особенного. Только озвучил то, что и было на самом деле.
Скрипучее дерево под ногами Люциана слегка покачивалось, а я чувствовала, как стынет кровь в жилах. Стоило бросить мимолетный взгляд в чернеющую пустоту внизу, как хотелось прижаться к ректору еще сильнее и молить его никогда больше меня не отпускать. Здесь было очень высоко. Очень. И в случае падения я не была уверена, что смерть – это худшее, что меня ждет.
В какой-то момент я сама не заметила, как зажмурилась, схватилась за полы мягкой мужской рубашки и уткнулась лицом в широкую грудь. Страх почти целиком перекрыл мне кислород.
Руки Люциана едва ощутимо дрогнули, а затем он прижал меня еще ближе. А может, мне это лишь показалось, просто в какой-то момент стало гораздо теплее. Спокойнее.
Когда я почувствовала, что ректор остановился, прошел, наверное, уже целый год. Я распахнула глаза, все еще лихорадочно сжимая его рубашку, и обнаружила, что мы стоим в небольшой мрачноватой комнате, которая когда-то явно была уютной. Но сейчас мрак и тьма сочились в ней отовсюду, размывая светлые тона убранства странно уловимым могильным холодом.
Совершенно ничего не говоря и вовсе никак не комментируя мое вопиющее нарушение уставных отношений между ректором и магианой, Люциан осторожно поставил меня на ноги возле большой кровати с белым воздушным балдахином, который в окружающем пространстве казался почти призрачным.
Серые глаза мужчины горели странным огнем. Словно он что-то хотел сказать, но не решался. Или не мог себе позволить. От этого по сумрачным радужкам разливалось что-то остро-тягучее, на грани боли.
Я замерла, не понимая, чего он хочет. Почему мы остановились и больше никуда не идем? Почему застыли рядом с этим огромным ложем, рассчитанным явно на супружескую пару?
Наши взгляды схлестнулись, и снова в воздухе что-то заискрило.
– Ложись, – тихо приказал он, и я вздрогнула всем телом, широко раскрыв глаза. Потом взглянула на кровать, куда указывала его рука, а затем – на него самого.
Мне показалось, что это шутка. Но Люциан выглядел донельзя серьезным. И лицо – напряженная каменная маска.
– На кровать? – пропищала я, чувствуя, что краснею.
На мягких губах, чей привкус вдруг вспомнился невероятно остро, мелькнула тень улыбки.
Стоило мне представить, как я ложусь в кровать с ректором, у меня заалели даже уши.
– Да, магиана Ирис, – ответил он. И улыбка стала чуть шире.
А я поняла, что впервые вижу главу императорской академии, высшего некроманта действительно улыбающимся.
Он смотрел на мое краснеющее лицо и явно наслаждался смущением, расцветающим на нем пышным цветом.
И через мгновение добавил, не без удовольствия наблюдая, как я в нерешительности переминаюсь с ноги на ногу:
– Кровать – портал домой.
Я громко выдохнула, почувствовав