гортанное шипение. – Они хуже всего. Они еще не знают своей силы, выпускают весь яд сразу.
Слушая мамины истории, я не представляла ее. Я видела все происходящее ее глазами, как будто это я была в Индии с детенышем кобры.
На склоне холма над нами рос зеленый кактус с ярко-красным плодом.
– Опунция, – сказала мама. – Мне как раз хотелось попробовать.
И она полезла на холм, вызвав небольшой пыльный оползень.
– Мам, не надо, – попросила я.
– Я рада, что ты не моя мать, – ответила она.
– Давай потом, – попросила я.
– Да ладно тебе, Лиза. Я всегда хотела попробовать.
– Там колючки, – сказала я.
– Я не со вчерашним дождем родилась, – ответила она, продолжая лезть вверх. Она повторяла эту фразу, когда я вела себя, как всезнайка. А дождь бы как раз пригодился: стояла засуха, самая сильная за последние годы. Нельзя было смывать, сходив по-маленькому. Склоны холмов пожелтели, сухая трава хрустела под ногами.
Мама забралась чуть выше кактуса и нагнулась к нему. Растение казалось не настоящим, а фантастическим, словно составленным из пластиковых частей, как кукла.
– Красный – знак опасности в природе, – сказала она, нагнувшись к ярко-красному плоду. – Он предупреждает: «Я ядовитый, не ешь меня».
Она обернула руку низом футболки, втянула живот, нагнулась, схватилась за плод и потянула. Он не оторвался так легко, как она ожидала.
Она принялась вращать его.
– Волокнистый, – крякнула она. – Не отходит.
Я хотела, чтобы она перестала: она вела себя как сумасшедшая, я ее ненавидела. Я все знала. Была полна предчувствий. Вокруг шипела трава.
Наконец плод оторвался, и мама спустилась с ним вниз, туда, где стояла я.
– Давай возьмем его домой и сварим, – предложила я.
– Я хочу съесть сейчас, – ответила она. – Если только получится содрать шкуру.
Используя футболку, чтобы защитить руку, она сняла кожицу и, стараясь не касаться ее, осторожно откусила мякоть сердцевины.
– М-м-м… вкусно. Интересный вкус. Хочешь?
– Нет, спасибо, – ответила я.
По дороге домой она принялась стонать.
– Мое горло, – сказала она. – Больно глотать.
Остановившись на светофоре, она привстала, разинула рот и стала разглядывать его в зеркале заднего вида. Несмотря на мою решимость не жалеть ее, я была в ужасе.
– А я говорила тебе подождать, – сказала я.
– Я знаю. Не могу говорить, Лиза, слишком больно, – должно быть, ей в горло впились тонюсенькие, прозрачные колючки с кожицы плода.
Когда мы вернулись домой, горло саднило. Она пошла достать одежду из сушилки и обнаружила, что из-за неосторожности ее любимая кофта из ангорской шерсти села.
– Черт, – сказала она. Кофта застегивалась на ряд жемчужных пуговиц. – Можешь забрать себе.
Мягкий трикотаж, цветочный узор на розовом поле –