беседу пришлось минут на двадцать прервать. Молодой актрисе требовались указания по поводу срочного ввода в спектакль «Пигмалион», и я стал свидетелем блистательного мастер-класса от режиссера Волчек. Закончив беседу, мы расцеловались, а кабинет уже наполнялся новыми людьми и новыми проблемами. И так у Волчек целый день. И каждый день. А в другом ритме она жить не может. И не захочет никогда.
– Галина Борисовна, мне давно хотелось узнать: почему кто-то произносит вашу фамилию «Во́лчек», а кто-то «Волчо́к»?
– Расскажу. Сначала это был мой собственный идиотизм, а потом уже моих друзей из молодости. Окончив школу, я поступила в Школу-студию МХАТ. Больше всего я тогда боялась, что станут говорить, будто меня взяли, потому что папа известный оператор и режиссер. Тогда же было модно без конца обсуждать, у кого родители артисты. Мне хотелось всего этого избежать. И я сказала себе: «Раз папа Во́лчек, то я буду Волчок!» Со мной учился Игорь Кваша, преподавал на курсе Олег Ефремов, они, собственно, и подхватили, стали называть меня Волчо́к.
– «Волчо́к» – в этом есть что-то зловещее.
– Про это я даже не думала. Мне просто не хотелось, чтобы меня с папой ассоциировали. Сейчас меня так Сережа Гармаш называет, а из-за него еще полтеатра. Не буду же я всех затыкать, я только говорю: «Ребята, не будьте безграмотными. Если я была идиоткой, то вам-то надо себя в руки взять!» (Улыбается.)
– Скоро премьера вашего спектакля «Игра в джин». Не было страшно после семилетнего перерыва снова садиться в режиссерское кресло?
– Предыдущей моей постановкой был «Заяц. Love Story». Конечно, страшно. Но, наверное, самое главное – это чувство долга. Это то, что заставляет меня, несмотря на болезни, плохое настроение, двигать и дальше эту повозку и не останавливаться.
– Вы впускаете в театр свежий воздух, молодые режиссеры ставят спектакль за спектаклем. У вас нет ощущения, что кто-то из новичков вас, скажем так, подсиживает?
– Я вообще никогда не думала об этом. Знаешь, Вадик, есть люди, которые любят на хвосте приносить всякие вести: а вот мы знаем, мы слышали, про вас говорят то-то, подсиживает такой-то… Я не хочу всю эту ерунду повторять. Самое страшное для меня, если на театр, когда мы уйдем, амбарный замок повесят. Надо иметь смену, так что пусть подсиживают. Комплексов по этому поводу у меня нет.
– Бывали моменты, когда «главрежство» казалось вам непосильной ношей?
– Бывали, и не раз. Но я ко всему стараюсь подходить ответственно. Если, скажем, меня спрашивают: бросали ли вы когда-нибудь курить? – я отвечаю, что попытаюсь это сделать только в тот момент, когда поверю, что действительно смогу бросить. Так что я не из тех, кто кидается заявлениями. Хотя однажды такое заявление все-таки написала – нервы не выдержали: это была обида по линии внутритеатральной, думала, что не смогу её пережить. Но видишь, не ушла.
– А когда вы почувствовали вкус к режиссуре? Почему-то