ладно, учить-то.
– Поучиться не грех. Смотри, я вот обмазал ее известочкой. Подсохнет, сама уж побели. А то тебя бабы просмеют, если мне придется белить.
– Чихала я на баб ваших.
– Почихаешь да надоест. Доброе-то имя оно дорого стоит.
– Прям для баб наших подорожает…
Однако на другой день Надежда побелила печь, и та засияла, что невеста на свадьбе.
– Ну вот, – примирительно сказал он. – Самой приятно. – Учись, а то мужик-то, он, знаешь, он домовитых любит. Замуж-то все одно пойдешь.
– А я замужем, – рубанула она.
– Дура-то… – усмехнулся Петр Матвеич. – Кто же так замуж ходит!
Надежда затопила печь и сварила летнего молодого борща. Петр Матвеич впервые за лето от души поел. Аж вспотел от удовольствия. Доедая хлеб, Петр Матвеич думал, что таких, как Надежда, он много видел. Раньше их меньше было, а сейчас они, как после заморозков, эти бабенки, неплодные, по-бабьи неразвитые. Что-то из души их не светит, не тянет, не греет мужика. Они же чем старше, тем озлобленнее. Сверкают, как льдинки. До первого сугрева…
– Прям вы у баб только на печь и глядите, – ядовито вспомнила их разговор Надежда.
– Сразу-то оно, может, и не на печь. А после того мужик – он все заметит, – вздохнул Петр Матвеич.
Вечером пришел Витек и сразу увидел печь.
– Ну ты даешь, Надька. Я и не думал, что ты умеешь.
Надежда дернулась, отчего-то обиделась и спряталась в своей боковушке.
– Слышь, Матвеич, – тихо сказал Витек, – Борю Ельцина я нашел… Вернее, Райка привела…
– Ну, брат, ну, я поздравляю.
– И Райка ко мне пришла…
– Так вы что, сошлись с Зинкой? – крикнула Надежда.
– Ага, сошлись!
– Во дурак. Так для тебя козел главнее, – рассердилась сестра, – что ты о нем в первую голову сообщаешь.
– И козел тоже, – ответил брат и пошел к двери.
– Ждите в гости. Скоро придем! – крикнула ему уже через окно Надежда.
«Ну нет, – подумал Петр Матвеич, – меня там только не хватает. Хватит, и так загостился…»
Однако уже вершился июль, знойный и белый, а ничего не менялось в их жизни. В селе вовсю шли сенокосы. Траву косили везде, где она поднялась. Сено сохло на пряслах и крышах, и в огородах и везде, где не гуляло красно солнышко. Дождей, слава богу, выпало в этот сенокос немного, но грозы пугали сельчан. Петр Матвеич все мотался между гаражом и Надеждиным двором в привычном уже полусне, все больше теряя надежду на то, что этот сон когда-нибудь развеется. Он все же снес старые полусгнившие сараи и стайки во дворе у Надежды и вскопал под ними землю.
– Урожай у тебя будет, Надежда, на тот год. Вишь, как земля скотом удобрена. Будет чем деда Петю вспомнить.
– Я собираюсь отбивать этого «деда», – полушутя-полусерьезно ответила она, – хватит, нажилась одна. Мне все одно теперь – либо за разведенного, либо в отбивочку. Пьянки мне не надо… А ты, Петр Матвеич, мне как раз подходишь…
«Кишка тонка у тебя меня отбивать, – спокойно