вопросов, требующих немедленного разрешения. Доложите министру, что мы просим его зайти к нам…
…Министр, выйдя из Совета, прямо направился на “Виолу”. Встретили его по старому морскому обычаю – с фалрепными, рапорт отдали и пригласили на заседание. Министр нервничает и заявляет, что у него только полчаса свободного времени, которое он и может уделить нам…
– Слово для приветствия предоставляется народному министру Керенскому.
С жаром, с дрожью в голосе, с нотками плохо скрываемой злобы, красноречиво приветствует и тут же “по-отечески” пробирает нас министр. Говорит красно, да не о деле. Вдруг, забыв дисциплину, встает один из членов Центробалта, матрос Ховрин, и заявляет:
– Товарищ председатель! Я полагаю, что мы собрались не для митингования, а чтобы разрешить ряд практических вопросов. Полагаю, что господину министру следовало бы прямо перейти к делу.
– Товарищ Ховрин, я вам ставлю на вид, что вы позволяете себе прерывать министра.
Но Керенский уже потерял равновесие; судорожно сжав кулаки, он обрывает свою речь и бросает:
– Состав Центробалта придется пересмотреть. Адъютант, запишите.
Соглашаюсь с ним, что, и по нашему мнению, некоторые элементы (подразумеваю меньшевиков) следует удалить, ибо они мешают планомерной работе.
Между тем один за другим, с готовыми резолюциями, подкладываем проекты и доклады, в том числе и злосчастный устав. Не знаю, что повлияло на Керенского, может быть, просто не доглядел, но на уставе появилась его подпись и надпись: «Утверждаю».
Итак, матросы, дымя папиросами и перебивая министра, когда им этого хотелось, вставляли свои замечания. Думаю, что его специально провоцировали. Не выдержав, Керенский сорвался и заявил, что состав Центробалта надо пересмотреть. На этом все, собственно, и кончилось. Освистанный “центробалтовскими”, он в спешке покинул “Виолу”».
В своих воспоминаниях Дыбенко, как мы видим, отдает должное Ховрину, но на первом месте в конфликте все же выставляет себя. Он и говорит с помощником министра от имени всего Центробалта, именно он, а не кто-либо другой и самого Керенского ставит на место.
Выпячивание собственных заслуг в своих воспоминаниях для Дыбенко вообще характерно. При каждом удобном случае в своих мемуарах Павел Ефимович пытается показать, что он был самым главным матросом в Гельсингфорсе. Вот только один такой пример. После долгого рассуждения в Центробалте о вреде митинговых резолюций он неожиданно пишет:
«– Марусев, Ховрин, пора издавать свою газету.
А те сразу:
– Ну, что же? Надо начинать работать. Меньшевики уже выпускают свою. Организуют и партию. Везде вывесили объявления и приглашают всех записываться в их партию. Условия у них что ни на есть простые – только деньги вноси. И эсеры не отстают от них. Офицерство в эти партии так и прет. Имеют свою уже типографию и во главе печатного дела поставили Расторгуева, агитатор