снова закрыл.
– Любви!
– А-а-а! – развел руками Церий, понимая, что Афина не удастся заткнуть.
– Так вот – любовь – это слепая вера двоих в друг друга. Влюбленные так глупы, что считают, что весь мир, это его или ее, возлюбленный. Они не замечают ничего и никого, и готовы на такие глупости, ради нее, что и в голове не укладывается, – продолжил Афин, задорно шагая около Церия, безнадежно повесившего нос и опустившего руки.
– Но порой любовь, это невзаимное чувство. И зачастую один любит, а другой позволяет себя любить. Иногда она и вовсе оказывается безответной, и этот вид любви самый страшный, ибо тогда весь мир для бедолаги превращается в сущий кошмар…
– Сущий кошмар? Сущий кошмар! – не выдержал Церий, заорав на Афина.
– Да! Мир несправедлив и полон жестокости во всех аспектах жизни. И чем быстрее ты повзрослеешь и поймешь это, тем будет лучше! И больше не смей со мной разговаривать. Я запрещаю тебе говорить в моем присутствии, до самой Вестии. Ты меня понял?! Понял, отвечай?! – кинулся он к мальчику и схватив за плечи, затряс.
– Как мне ответить, если ты запретил мне раскрывать рот в твоем присутствии? – спокойно ответил Афин, даже и ухом не поведя.
– А-а-а, кто-нибудь дайте мне меч! – вскочил Церий и заметался взглядом, но встретив осуждающие взгляды своих солдат, быстро взял себя в руки.
– Надеюсь впредь… – хотел отчитать мышонка Церий, но тот уже был возле Марка, подальше от его вспышки гнева.
– Кхе, кхе, вперед! – скомандовал Церий, и дабы не встречаться со взглядами, полными укора, своих солдат, сам пошел вперед, задавая общий темп.
– Зря ты так с ним, – прочитал это на устах Марка Афин.
– Сам знаю, – продолжил он шепотом.
– Но подслушав их перешептывания с Аркаимом, я расслышал, что тот посоветовал отдать нас на попечение какому-то знакомому – совершенно чужому мыши. И зная Церия, его доброту и привязанность ко мне, он бы ни за что так не поступил. Вот я и стараюсь сделать момент нашего расставания, моментом избавления от тяжелого груза, – печально ответил Афин, опуская глаза.
Марк, подняв на него взгляд, в душе дивясь нелепости его действий, которые скрывали столько мудрости, не свойственной ребенку.
Мес, идущий позади телеги все прекрасно слышал, но сделал вид, что ничего не разобрал из его слов.
– Возможно, я немного перегибаю палку, но… – оборвался Афин, ибо прямо ему перед носом соскочил с телеги Марк, застывший на месте, не сводя глаз с открывшегося перед его глазами пейзажа.
Их путь все это время проходил по невысоким холмам. До самого горизонта они были покрыты лишь невысокой степной травой, однообразной зеленой и лишенной всякого интереса со стороны Марка. На него эти луга, открытые со всех сторон, навеивали грусть и печаль.
Но внезапно холмы расступились и в низине, между ними открылась небольшая поляна, сплошь засеянная желтыми одуванчиками. Именно их вид заставил Марка спрыгнуть с телеги,