университете.
– Боже мой, москвичка! А что вы делаете в Новосибирске?
– Изучаю вопросы физики передвижения оленей, – ответила Нина. Она солгала.
У Леонида был задумчивый вид. Нина молчала.
– Иван Алексеевич Бажанов? – повторила директор «Сибирской искры». – Она посмотрела в большую книгу. – Бажановых здесь нет. Но есть один Боярский, тоже Иван Алексеевич.
– Он давно здесь работает? – спросила Нина.
– Нет, недавно. Всего три недели.
Сердце Нины забилось чаще. Иван исчез ровно три недели назад!
– Мне бы хотелось с ним встретиться, – сказала Нина.
– Вы можете встретиться с ним в пять часов, – пообещала директор. – А сейчас он на опытной ферме.
– А чем занимаются на опытной ферме? – спросила Нина.
– Изучают важные вопросы. Например, чем лучше всего кормить оленей? У каких лис самый теплый мех? К сожалению, посторонним туда вход запрещен.
– Понятно, – сказала Нина.
На самом деле Нине не было понятно. Почему изучение корма для оленей держат в тайне? Может, «опытная ферма» – это в действительности лаборатория ядерной физики? Может, Иван скрывается там под псевдонимом?
– Я предупреждала, что это случится, – говорила Анжела Ханне, когда я вошла. Обе повернулись и посмотрели на меня.
– Нас обокрали, – сказала Ханна.
Пропала моя куртка, гарвардский шарф Анжелы, одна из Ханниных клетчатых рубашек («моя любимая», сказала она) и все ее носки. Ханна разбирала носки, оставила их на банкетке, и их просто взяли и забрали.
– Я же говорила вам запирать дверь, когда уходите. Я говорила! – сказала Анжела.
– Я вышла в холл на пять минут! И вообще я думала, что ты дома. Откуда мне знать? Даже когда ты дома, то всё равно сидишь там у себя за дверью.
– Всё равно нужно запирать!
Украденная куртка когда-то принадлежала матери, она носила ее много лет, пока не купила себе дубленку. Я нашла эту куртку у нее в шкафу, когда мне было пятнадцать, а потом она увидела меня в ней и подарила. Я любила ее – квадратные плечи, большие пуговицы, легкий аромат духов.
Мне захотелось немедленно пожаловаться о своей утрате Ральфу, поскольку я знала, что он сможет утешить. Он предложил пройтись по магазинам. Ему всё равно нужно купить рубашки. Мы решили отправиться в универмаг «Файлинс Бейсмент», который считался важной частью бостонской жизни.
Стоя на эскалаторе, ты окидывал взглядом все залы «Файлинс», раскинувшиеся под тобой, словно исторический гобелен. Потом ты туда окунался. Везде, насколько хватало глаз, покупатели – с первобытной враждебностью, которая, казалось, угрожает самим буржуазным ценностям, воплощенным во всех этих шмотках, – старались ухватить кашемировые двойки, вечерние наряды для младенцев, плиссированные летние брюки. Штабель длинного термобелья напоминал груду сердец, выдранных из тел. В груде жадно рылись женщины, периодически кто-нибудь выхватывал предмет, поднимал его, и тот висел в воздухе – дряблый и неприкаянный.
Оказалось,