силой, ни остроумием, ни обаянием, теоретически мог стать жертвой такого же обращения к себе. В любом случае расчетливое преувеличение антисемитизма коммунистами под предлогом его ликвидации (что всегда подразумевало обещание мести) все же сумело привлечь Голда. Многие еврейские семьи, бежавшие от царских преследований после безуспешной попытки социалистической революции в России 1905 года, даже если они сами были к ней непричастны, испытывали некое неопределенное сочувствие к большевистской революции, когда услышали о ней позднее в тех странах, где нашли приют. Они могли совершенно не интересоваться политикой на новой родине. Но при всем при том они часто принимали на веру новый режим в России, потому что он свел счеты с их старым врагом – царем. Часто это чувствительное отношение к антисемитизму наряду со спящей симпатией к России особым образом воздействовало на детей второго поколения. Во время долгих вечерних разговоров Блэк на все сто процентов использовал свои плюсы, подчеркивая то, как Советский Союз старается создать более высокий уровень жизни для всех жителей страны, где миллионы людей, по его словам, по-прежнему умирают от голода.
Помимо редких посещений встреч коммунистов в Джерси-Сити вместе с Блэком, Голд побывал в Нью-Йорке, чтобы разузнать насчет курсов химии в коммунистической школе возле Юнион-сквер. Оказалось, что курсы не отвечают его потребностям, и он не стал на них поступать. Партийная жизнь отталкивала его, так что он не вступил в партию и не получил членского билета. Большинство членов партии представлялись ему «чокнутой богемой», как он сказал Тому Блэку. Имея в лучшем случае лишь туманные представления по общественным и политическим вопросам, Голд не высказывал возражений против неказистых, черно-белых идей партийной доктрины. Он проглотил их целиком. Даже после признания в шпионаже он все так же бессознательно, как попугай, твердил тезисы сталинистской пропаганды. Те, кто, комментируя его случай, приходил в ужас от того, что Голд совершил все то, что совершил, даже не имея никаких связей с коммунистами, лишь показали свою собственную наивность. Если Гарри Голд и не примкнул к фазе коммунизма в виде открытой партии, то лишь потому, что избегал любых социальных контактов, за исключением неизбежных или имеющих формальный характер. Разгульные молодые люди и привлекательные девушки, в обществе которых ему было не по себе, встречались не только в коммунистической партии, хотя там их было несколько больше из-за того, что они рвали семейные связи. Официально партия не поощряла промискуитет, считая, что он снижает эффективность. Однако в основе коммунистической морали лежит то, что хорошо для рабочего класса. Если какой-то член партии, мужчина или женщина, несколько шире определяли для себя, что хорошо для рабочего класса, то секс с новичком вполне мог укладываться в эту мораль. Помимо того, в среде коммунистов много говорили о половых отношениях, так как они полагали, что бунт в одной сфере может привести к бунту в других. Также среди них