покоробила.
– Степан Адамович!
Нюкжин знал, что применяет запрещенный прием. Но надо же остановить Донилина. И вообще, маршрут начался и нельзя, чтобы каждый кто во что…
Донилин смотрел на него, как будто получил под дых.
– Так я, чтобы понятней… – наконец выговорил он, и угрюмо добавил: – И не надо меня… по отцу…
– Хорошо! – пошутил Нюкжин. – Вы не будете «по матери», а я не буду по отцу.
Но о Донилине недаром шла буйная молва. Он вздыбился.
– Что ты, начальник, мне все «Вы» да «Вы»? Я не девка красная!
Воспользовавшись внезапно возникшей перепалкой Виталий поднялся и пошел к сараю. Кеша проводил его долгим взглядом. А Нюкжин прикидывал, как лучше выйти из неприятного разговора. Он всегда обращался к сотрудникам отряда на «Вы», к рабочим – тем более. Но одно дело «тыкать» подчиненному, который стесняется или боится ответить тебе тем же, другое, когда тот напрашивается сам.
– Ну что ж! – сказал он. – Давай на «ты»!
И удовлетворенный Донилин достал третью бутылку.
Нюкжин с укоризной посмотрел на Кешу и тот, словно извиняясь, уточнил:
– Последняя…
– Последняя стояла перед этой, – сказал Нюкжин.
– Ну, Иван Васильевич… Надо же отметить…
Опять приходилось решать психологическую задачу: выпить – значит одобрить!
Отказаться? Разопьют без него. Прецедент на будущее. Проклятое зелье! Можно подумать, что без него ни шагу… И все-таки придется уступить.
– Хорошо! – сказал он. – Если она действительно последняя.
Донилин разлил по кружкам, оглянулся, где Мерипов?
Виталий вышел из сарая. В руке он держал небольшую квадратную доску.
– Посмотрите, я икону нашел!
Доска потемнела и прогнулась, а постный лик угодника закоптился настолько, что пришлось его протереть тряпицей, чтобы разглядеть хорошенько и его самого и витиеватую подпись: «Николай»!
– Зачем тебе? – спросил Степан. – Дурман же! Опиум для народа.
– Понимаешь ты! А может она древняя?
– И что?
Донилин не оценивал икону в рублях. Да и содержимое кружки привлекало его значительно сильнее.
Но Нюкжин помнил: в середине ХVII века отряды казаков Михаила Стадухина и Семена Дежнева проникли с моря в устье Колымы и основали Нижне-Колымский острог. Оттуда Дежнев выходил морем в сторону Чукотки. А кто из них поднимался по Колыме? Может быть Ерило Зырян? Оторванные от Большой Земли, на веслах и под парусом, без карты, без страховки – только долг, икона и святая вера! И хотя икону в сарае вряд ли оставили те землепроходцы, уже то, что она воскрешала память о них, делало ее неприкосновенной. Брать икону не следовало! Однако, как объяснить Виталию?
– Положь на место… – глухо, но с угрозой сказал вдруг Кеша.
Он сидел почти не изменив позы. Разве, чуть пригнув голову, как зверь перед прыжком. Но от его ровного бесцветного голоса Нюкжину стало не по себе.
– Да ты что? – неуверенно запротестовал