980 года пребывал вне зоны влияния Ладоги-Новгорода, как и Муром. Налицо перенос реальностей Северного Наместничества Мстислава Великого 11 века на 9 век. Очевидно, что изрядно выпотрошенный под политические интересы уже 12 века Лаврентьевский список даёт более обоснованную картину ограниченного Северо-Западного влияния «Первых Рюриковичей»; в нарушение которой выступает только Белоозеро.
Следует соотнести эти археографические материалы с археологической реальностью, достаточно отстранённой от них: если летописец преимущественно «удревляет» «рюриковы» города севера на 30—100 лет, то с другой стороны нельзя не обратить внимание, что налицо и резкое омоложение ряда центров. Особо выразителен Ростов, «Сарское городище» несколько южнее которого датируют 8-м и даже 7-м веком и вполне отчётливо сосуществовало с ним вплоть до 11-го. Интересно, что так называемый Чудской конец Ростова оставался оплотом язычества и в 12 веке со святилищем некому богу ВЕЛЕСУ — затруднительно понять, местное ли это божество финно-угорской «мери», на которое перенесены были представления русского летописца, или собственно славянское божество: в 9 веке население края, по оценкам В. Седова, «было уже не не поволжско-финским племенем, а населением из Ростовской земли, сформировавшимся в условиях славянско-мерянского симбиоза». Последнюю оценку можно опустить и ниже: уже совершенно необычный хозяйственный комплекс «Сарского городища», как – то :
– ремёсла: кузнечное, бронзолитейное, ювелирное, обработка кости, кожи, камня;
– разведение лошадей, крупного рогатого скота и свиней;
– земледелие;
– промыслы: охота и рыболовство;
решительно разводят его с обычным набором хозяйственного уклада финно-угорского населения, в котором велика роль охотничье-присваивающего и собирательного комплекса. Особенно резким диссонансом следует признать металлообработку и свиноводство. Это в целом решительно настораживает против «финской» интерпретации этноса городища, и если дословно следовать взвешенной оценке Седова, то городище было уже «славянизировано» с момента его появления, т.е. с 7—8 века… Ну, если туда не просочились какие-то «норманны».
Увы, не отечественные лингвисты, поражённые комплексом расово-этнической неполноценности, 200 лет безнадёжно извлекающие этноним «мЕря» из «мАрийцев», что по особенностям финно-уральских языков невозможно (А. Матвеев), а швед Б. Коллиндер установил, что тот легко и просто возникает из индоиранских языков, где столь легко «мА» переходит в «мЕ» в рамках одного и того же круга значений: «ср.-пер mērak «молодой человек», др.-инд máryah «молодой человек, юноша», авест. marya- «юноша»». Сверх того оказалось, что бытующее мнение: «имя меря (иногда произносившееся и как неря) сохранилось до наших дней в некоторых топонимах, например озеро Неро близ Ростова, две реки Нерль, город Нерехта в Костромской области, река Нерская в Московской области или озеро Нерское в Солнечногорском