мою голову и прижалась, поэтому я решился её поцеловать и так мы простояли несколько минут, пока Машуля не произнесла:
– Прости меня, Саша, но так дальше не может продолжаться, – после этих слов мне опять захотелось уйти, но Маша крепко сжимала руку и попыталась натянуть свою фальшивую улыбку. Появилась мысль, что она всё еще меня любит. Лицо стало таким, как в дни нашей беззаботно-прекрасной жизни. Она снова обхватила меня своей костлявой рукой, но в этот раз почувствовал не тощую руку наркоманки, а что-то очень тёплое, нежное и до боли приятное. Тогда появилась маленькая надежда, что всё еще можно изменить. Маша обняла меня, и я в последний раз прижался к её хрупкому телу, приобнял за талию. Хотел предложить уехать со мной, бросив всё, сесть в машину и просто исчезнуть. Убежать туда, где тепло, радостно и беззаботно, где будут только я, она, и эта прекрасная улыбка, которая сияет только для меня.
Но я, как дурак, молча смотрел в её пустые глаза, потому что знал, что она сможет согласиться, а я слишком жалок, чтобы найти в себе силы что-либо изменить.
Пока я стоял и смотрел на неё, Маша предложила остаться на ночь, чтобы провести последний вечер вместе. В этот раз я отбросил мнимую надежду и, наконец, признался себе, что она от меня уедет – и это полный конец. Шли считанные часы, пока она здесь. Маша вот так всё бросит, наплюет на мои чувства и уедет навсегда с этого города и моей жизни. Я решился попросить её остаться со мной и будь что будет:
– Машенька, пожалуйста, послушай меня. Послушай, милая. Останься со мной, давай будем жить вместе. Я помогу тебе бросить ширку, найду хорошую работу, мы соберём деньги и вместе уедем, но только не уезжай, я сделаю всё для тебя и ещё… Маша меня перебила, чтобы сказать:
– Нет Саш, ты мне не поможешь, – она подошла к собранному чемодану, положила на него правую руку, неподвижно смотрела в окно, вытирая левой рукой уже маленькие, еле заметные слёзы:
– Прости, но я уеду, и тебе придётся уважать моё решение, – она сделала длительную паузу, – хотя бы ради меня. – На последней фразе у Маши резко изменился голос.
Из-за отказа я почувствовал злость, оттолкнул её, схватил кеды, куртку, и, держась за больную ногу, быстро поковылял к машине. По дороге, еще в её доме, с мокрых от волнения рук выскользнул тот самый ключ, который давеча она вкладывала в мою руку. В машине закурил и попытался прийти в себя. В этот момент передо мной отобразилась полностью вся картина: её жизнь на моих плечах, я был виновником во всём, что с ней происходило и происходит по сей день. С трудом завёл машину и поехал в сторону своего дома. По дороге из-за безысходности, искал столб или хоть какое ограждение, но, к сожалению, никуда не въехав, приехал домой.
Моя квартира была типичной квартирой торчка. Линолеум изорван и валялся кусками на полу, обои на стенах потрескались и также лежали оборванной кучей. В потолке были дыры, с которых сыпалась штукатурка. По углам валялись пустые бутылки. Всё было покрыто липкой грязью и воздух так и пах чем-то разбитым, потерянным,