мои ботинки. Я в больнице. Только упрощённом, лишённом многих деталей, её варианте. Это очень похоже на сон. Это сон? Скорее всего. Стены, вдоль коридора облеплены пациентами в одинаковой, серой пижаме и со смазанными, какими то не чёткими лицами. Каждый из них несчастен, каждый страдает. Как я это понял? Не представляю. Но от этого знания я испытываю счастье. Точнее удовольствие… Ведь… ведь красивее страдания ничего нет. И нет людей, кому бы ни шло страдать… В моих руках гитара, сделанная, кажется, из фанеры, осеревшей от сырости и старости. Рядом идёт Второй с такой же гитарой. Мы синхронно играем мелодию, вызывающую тоску и, возможно, приступы тошноты; и проговариваем рифмованные фразы, не уступающие в тоскливости музыке.
Не знаю, кто из нас двоих я, то есть, настоящий я…
Мы поём обитателям коридора обо всех их неудачах; обо всех людях, которые издевались, обманывали, бросали и не поддерживали; о потерях; о несбывшихся мечтах. Мы говорим пациентам: – Этот мрак, пропитавший ваши тела, эта грусть, духота и чувство полного опустошения, это теперь и есть ваша жизнь.
Напоминая пациентам о том, что они уничтожены, Второй и я уничтожаем их снова и снова, и снова. И ещё десятки раз «снова». А пациенты, вместо того, что-бы убежать, продолжают стоять на своих местах и слушать. И плакать…
Когда песня заканчивается, мы со Вторым уже стоим напротив лестничной площадки. Гитары из рук куда-то пропадают. Позади слышны только мычание и всхлипы. Мы поворачиваемся друг к другу, и видим, что один из нас плачет. Оказалось, что он такой же как все эти пациенты, или даже хуже… Из воздуха появляется наточенные, кухонный нож. Пара секунд, пара глухих ударов. Вот уже один из нас лежит на полу истекающий… корчащийся, а потом и окончательно добитый. Не из-за презрения, скорее из жалости.
Я чувствую жалость и я чувствую, как сталь разорвала мою грудную клетку… А потом я ничего не чувствую…
Я проснулся на мокрой от пота, подушке.
Середина ночи. Что это было? Я подумал минуту, две; пытаясь сообразить, вспомнить, что могло меня так напугать. Кажется там… А, важно ли это? Подумав ещё минуту, я решил, что нет, не важно, и перевернулся лицом к окну; закрыл глаза; глубоко вдохнул и… представил, что рядом со мной находится Аврора. Поначалу мы молча лежим на кровати; я смотрю на затылок Авроры, а она, на своё размытое отражение в чёрном экране телевизора. Мы молчим, потому что устали. Или, потому что нам просто не охота разговаривать. Я дышу ей в затылок, колыша волосы, что спали на плечи и шею.
Вдруг, Аврора говорит, что нам не место здесь. Я спрашиваю «А, где нам место?» Она загадочно молчит. Потом поворачивается и целует меня в висок. В щёку. В уголок рта. В губы. В шею… Наверное, всё дело в том, что я сильно хочу спать. Потому как это перестало быть простой фантазией. Не знаю, как объяснить… я почти чувствую её поцелуи. И, кажется, изо рта моего вырвался стон. Прямо наяву. Здесь, в палате, мимо которой, время от времени, проходят медсёстры. Аврора почувствовала моё смущение и перестала. Затем, встала с кровати и, всё повторяя слова о том, что нам не место здесь, подошла к двери… Я засыпаю. Из последних сил