и весь город разомлел, как баба в любовном жару.
Орест. И убийца царствует. Ему выпали пятнадцать лет счастья. Я думал, что боги справедливы.
Юпитер. Тише, тише! Не спешите винить богов. Разве нужно всегда наказывать? Не лучше ли было обратить смятенье на благо нравственного порядка?
Орест. Так они и поступили?
Юпитер. Они наслали мух.
Педагог. При чем тут мухи?
Юпитер. О, это символ. Сейчас я вам покажу, что они сделали. Видите эту старую мокрицу – там, вон она семенит на своих черных лапках, прижимаясь к стене; перед вами великолепный образчик фауны, кишащей в здешних щелях, черной и плоской. Я кидаюсь на насекомое, хватаю его и доставляю вам. (Бросается на старуху, вытаскивает ее на край сцены.) Вот моя добыча. Ну и мерзость! Эй! Чего моргаешь! Вы ведь здесь привыкли к раскаленным добела мечам солнца. Прыгает, как рыба на крючке. Скажи-ка, старая, ты, должно быть, потеряла дюжину сыновей; ты черна с головы до ног. Ну, говори, может быть, я тогда отпущу тебя. По ком ты носишь траур?
Старуха. Это костюм Аргоса.
Юпитер. Костюм Аргоса? А, понимаю. Ты носишь траур по своему царю, по своему убиенному царю.
Старуха. Замолчи! Замолчи, бога ради!
Юпитер. Ты достаточно стара, ты вполне могла слышать те чудовищные крики, они неслись целое утро по улицам города. Как ты поступила тогда?
Старуха. Как я могла поступить? Мой муж работал на поле, я задвинула все засовы.
Юпитер. Да, и приоткрыла окно, чтобы лучше слышать, притаилась за занавеской, дыханье у тебя перехватывало, в животе сладко щекотало.
Старуха. Замолчи.
Юпитер. Ох и жаркая ж у вас была в ту ночь любовь! Вот праздник-то был, а?
Старуха. О! Господи… жуткий праздник.
Юпитер. Багряный праздник, вы так и не смогли похоронить память о нем.
Старуха. Господи! Вы из мертвецов?
Юпитер. Мертвец! Ступай, ступай, безумная. Не твое это дело, кто я. Подумай лучше о себе, о том, как вымолить прощенье неба покаяньем.
Старуха. О, я каюсь, господи, если бы вы знали, как я каюсь! И моя дочь тоже кается, и зять ежегодно приносит корову в жертву; и внука, которому седьмой год, мы приучили к покаянию. Он послушен, как овечка, весь беленький и уже исполнен чувства первородного греха.
Юпитер. Это хорошо. Убирайся, старая паскуда, смотри не сдохни без покаяния. В нем вся твоя надежда на спасение.
Старуха убегает.
Или я ошибаюсь, судари мои, или это пример подлинной набожности, на старинный манер, и в страхе крепость ее.
Орест. Что вы за человек?
Юпитер. Дело не во мне. Мы говорили о богах. Ну, следовало ли поразить громом Эгисфа?
Орест. Следовало… А, не знаю я, что следовало и чего не следовало, мне плевать… Я не здешний. А Эгисф кается?
Юпитер. Эгисф? Сомневаюсь. Но разве это важно? За него весь город кается. Покаянье-то берут на вес.
Жуткие