не нашла.
– Я не понимаю, что ты сделала, – повторил Павел, – но давай не будем разыгрывать трагедий. Я никогда не обещал тебе любви до гроба, а всегда честно предупреждал, что на тебе не женюсь…
– А на ком ты женишься, на ней?! – снова закричала Катя, но он продолжал, будто она и не перебивала его вовсе.
– …и в общем-то было понятно, что наша сладкая история рано или поздно закончится. Вот она и закончилась. Ей-богу, Катюха, у меня и без тебя достаточно проблем. Жена ушла, сын в больнице, машину сожгли, голова отваливается, в общем, ариведерчи, спасибо, как говорится, за все.
– Какая же ты, оказывается, скотина, Молчанский! – сказала Катя, в голос которой вернулся металл. – Но ты зря надеешься, что так просто от меня отделаешься. Не на ту попал. Я тебе еще попорчу столько крови, что все твои нынешние неприятности покажутся тебе экскурсией в детский сад. Понял? Попомнишь еще меня, сволочь! А эта… твоя… пусть аккуратнее по улицам ходит. Я-то всегда подозревала, что между вами что-то есть, но люди уверяли, что она у тебя вместо мебели. Что ж, получается, иногда и мебель сношают. В общем, живите теперь и бойтесь, оба!
Она запахнула пальто. Очень стильное длинное леопардовое пальто, не очень уместное ранним ноябрьским утром, оно очень ей шло, удлиняя и без того бесконечные ноги. Красивая была эта Катя, хоть и пошлая, но красивая.
– Пошла вон отсюда, – коротко бросил Молчанский. – Я тебе все сказал. Ключи от квартиры в почтовом ящике оставлю. И никогда больше не смей появляться рядом со мной. И не пугай ты ежа голым задом, ради бога. Поверь, что я – человек пуганый.
Именно в этот момент полотенце, обвивавшее бедра Молчанского, развязалось, упало на пол и явило миру тот самый голый зад, которым не надо было пугать ежа. Вера ойкнула и закрыла лицо руками, а Катерина гомерически захохотала.
– А она у тебя еще и скромница. Молчанский, а она вообще знает, как ты любишь? Ты же у нас мальчик с претензиями на острое, горячее и сладкое.
– Я сказал, вон пошла! – Не озаботившись, чтобы поднять полотенце, Молчанский, как был голый, подошел к Кате, крепко взял повыше локтя, решительно проводил до двери, распахнул ее и легонько подтолкнул девушку на крыльцо. – Вали давай.
Захлопнулась с оглушительным стуком дверь, повернулся ключ в замке, который обычно шеф предпочитал не закрывать, и Вера услышала его сердитый голос:
– Извини.
Зашаркали куда-то ноги в домашних тапках, заскрипели ступеньки лестницы, и стало тихо. Лишь сверху, из спальни, раздавались шаги. Вера рискнула открыть глаза, крепко растерла лицо руками, глубоко вздохнула и вернулась к приготовлению яичницы. В конце концов, шефа нужно было сначала накормить и вернуть к жизни, а уже потом испепелять взглядом. Да и не был он ни в чем перед ней виноват, по большому-то счету.
Спустя еще десять минут стало ясно, что заставить начальника поесть Вера не сможет. Он с видимым отвращением затолкал в себя два куска пышного омлета, который она сделала вместо яичницы, рассудив, что он легче