состоит в том, что принятие права – это психический процесс, до конца не проясненный современной наукой. Общественное мнение, как четкие представления не просто о желаемом, а о рецептах достижения желаемого, должного – справедливо указал П. Бурдье в начале 70-х гг. ХХ в. – не существует[304]. Оно формируется элитой, обладающей (часто – узурпировавшей) правом на официальную номинацию социальных явлений и процессов (в том числе, и правовую квалификацию) и референтной группой, а поэтому ситуативно, подвержено манипулируемости со стороны власть имущих. Не случайно П. Рикер пишет: «Формы согласия следует описывать в связи с поддерживающим их одобрением: от чьего имени каждый раз атрибутируется значимость? И по завершении какого квалификационного испытания она считается легитимной?»[305].
Легитимность – согласимся – парадоксальное явление[306]. Парадоксами легитимности являются: недоверие к власти и одновременно необходимость власти[307]; отсутствие соотнесенности принятия системы права и отдельных норм права[308]; необходимость постоянного выход за рамки легитимного правопорядка для его совершенствования: для легитимности права потребно недоверие к нему. Признание другого как равноправного субъекта права (носителя статуса) обусловлено психическими стереотипами межличностного восприятия, предубеждениями, в том числе, приписыванием отрицательных свойств любому представителю другой социальной группы[309]. Другой в традиционном мышлении – это, как правило, чужой. Для преодоления такого положения дел как раз и необходим диалог как политика толерантности, признание другого равноправным мне и любому Другому. Эта проблема усугубляется сложной структурированностью, высокой социальной мобильностью и фрагментарностью, мультикультурностью современного социума. При фрагментаризации референтности как таковой и референтных групп ставится под вопрос принятие всеми единого для данного социума правопорядка. Существует ли таковой или следует говорить о множественности правопорядков? Признание другого предполагает необходимость учета (а значит – четкой идентификации) социального (и правового) статуса контрсубъекта, а также единство «когнитивной базы» – неких общих представлений об устройстве мира и положения в нем человека (В.В. Красных).
Институты, утверждает П. Рикер, легитимируются дискурсами и текстами, а эти последние производятся, высказываются и публикуются институтами, жаждущими легитимации[310]. Отсюда возникаетеще один парадокс легитимности – парадокс представительства – самоосвящения представителя, действующего, якобы, от имени представляемого. Парадоксальность представительства состоит в том, что доверенное лицо обретает власть над передавшим ему свои полномочия[311]. Это связано с тем, что группа образует себя как раз с помощью делегирования, наделяя мандатом выступать от своего имени какого-либо индивида.