строй всей своей массой, уланы наклонили пики с трепещущими на них флюгерами* и всей бригадой ринулись во встречную атаку. В этот момент, казалось, были слышны только топот копыт да заунывный угрожающий вой, издаваемый флюгерами во время быстрой скачки. И тут, когда до столкновения двух конных масс оставались считанные секунды, послышался низкий, усиливающийся свист, а потом в глубине вражеского строя раздался резкий грохот такой силы, будто там взорвалась целая повозка с артиллерийским порохом. Несомненно, это был разрыв чего-то вроде огромной мортирной бомбы, выпущенной орудием исполинского размера. Мне, как артиллеристу, невозможно даже представить орудие, которое могло бы метнуть снаряд такой силы. Сразу после того взрыва до наших ушей донеслось пронзительное ржание десятков раненых и умирающих лошадей. Людских же криков и проклятий за дальностью расстояния слышно еще не было.
Примечание авторов: * флюгер – флажок на уланской пике. Звуки издаваемые сотнями флажков трепещущими на пиках во время быстрой скачки атакующих улан обычно производили на противника устрашающее впечатление.
Кроме всего прочего, этот взрыв до определенной степени расстроил французов; многие из них стали оборачиваться и, выкручивая шеи, смотреть назад, стараясь понять, что же там произошло. В то же время наши уланы еще сильнее пригнулись к шеям коней, выставив вперед пики: они хотели как можно скорее проткнуть ими ненавистного врага. И тут, когда до столкновения наших линий остались считанные мгновения, чудовищные бомбы посыпались на французов как град во время грозы, что совершенно смешало их ряды. Ну и уланы, ободренные неожиданной поддержкой, ударили на врага изо всей силы. И вот боевые линии сошлись с лязгом, грохотом и ржанием боевых коней; почти каждый улан, скакавший с пикой в первых рядах, сумел поразить ею своего соперника. После первого удара застрявшие в доспехах и увязшие в людских телах пики были брошены, и лихое уланство под звуки горнов, сигналящих атаку, взялось за сабли и принялось рубить врагов, благо обстрел огромными бомбами уже прекратился. И я тоже не остался в стороне, со всей ненавистью нанося удары саблей. Кажется, мне удалось убить или тяжело ранить нескольких французов, а еще несколько от моих ударов вылетели из седел и теперь бессмысленно ползали под копытами коней или валялись без чувств.
И как раз в этот момент мы увидели ИХ. Массивные всадники на высоких конях, скачущие под ярко-красным знаменем, ударили французов в открытый фланг и отчасти в тыл как раз в том месте, где только что рвались чудовищные бомбы. Пока я мучительно вспоминал, у какого же государства имеется флаг ярко-алого цвета, кавалеристы неведомой армии успели истратить свои пики и, обнажив тяжелые палаши, врубиться ими во вражеский строй. Только что мы находились на грани гибели в неравном бою; но вот все поменялось и теперь уже положение французов с каждой минутой становилось все более безнадежным.
У тех, кто это видел, до сих пор стынет кровь в жилах. Неведомые солдаты, одетые в простые мундиры цвета