кукольные губы или румянец на фарфоровых щеках. Шкафы вдоль стен оказались вовсе не из эбенового дерева, а из обыкновенного дуба, выкрашенного дешевой черной краской. От жара горящих свечей золотистый лак на подсвечниках потрескался и облез, а на ковре на полу – там, где каждый день ходила миссис Солтер, – ворс вылез и сделался таким же редким, как волосы на голове хозяйки магазина. Сочащиеся из трещин в стенах запахи и копоть, духота и промозглая сырость зала, а также ряды кукол на полках придавали магазину сходство со склепом, и Айрис, которой каждый вздох давался с огромным трудом, все чаще казалось, будто она похоронена здесь заживо.
– Мертвый или живой?.. – шепотом спросила Айрис у своей сестры-близняшки, придвинув поближе дагерротип, на котором был изображен ребенок: невыразительное неподвижное личико в пене кружев, аккуратно сложенные на коленях ручки, тщательно наглаженное платьице.
– Тише ты!.. – прошипела в ответ Роз, потому что как раз в этот момент в зал вошла миссис Солтер – вошла и уселась на стул у двери, с треском раскрыв на коленях большую Библию.
Айрис поспешно опустила голову. Угадывать, мертвый или живой ребенок изображен на дагерротипе, по которому изготавливалась на заказ очередная кукла, было одним из немногих доступных сестрам развлечений, хотя в каждом подобном случае Айрис чувствовала себя немного виноватой. В самом деле, одно дело – расписывать куклу, с которой будет возиться живой и резвый ребенок, и совсем другое – изготовить игрушку, которая будет сидеть на надгробном камне в качестве посмертного подарка умершей девочке или мальчику. Между тем львиную часть своего дохода миссис Солтер получала именно делая портретные куклы мертвых детей, а поскольку нынешняя зима выдалась на редкость холодной, дети простужались и умирали чаще обычного, и обеим девушкам в кукольном магазине приходилось трудиться не покладая рук. Порой Айрис и Роз не вставали со своих мест по двадцать часов кряду вместо обычных двенадцати. «Вполне понятно и естественно, – объясняла им миссис Солтер своим «особым» голосом, предназначенным для общения с клиентами, – что люди хотят почтить память ушедшего от них малютки. В конце концов, даже у апостола Павла в «Послании к коринфянам» сказано: «мы ходим верою, а не видением… и желаем лучше выйти из тела и водвориться у Господа»6. Душа ребенка вознеслась на небеса, а кукла осталась как символ того плотяного сосуда, который она некогда населяла».
Догадаться, изображен ли на дагерротипе живой или мертвый ребенок, было не просто, но со временем Айрис определила для себя несколько признаков, по которым можно было довольно быстро решить эту задачу. Например, если малыш выглядел спящим и лежал в окружении бумажных кружев и цветов, он почти наверняка был мертв. Мертвого ребенка, запечатленного в сидячем положении, выдавала подпорка за спиной или даже удерживавший его человек, который часто был одет таким образом, чтобы сливаться с драпировками, служившими в качестве