бумажками дал, на обзаведенье.
– Вот видите, это Америка. Помалу-помалу и у вас все будет.
– Что будет? Я попросился работать по снабжению, а они мне: для снабжения ты в Америке не годишься. А мой брат Марк предложил мне быть официантом в его ресторане. Чаевые, говорит, будешь хорошие получать. У него ресторан, а я чтобы был официантом. А, каково? Он говорит: «Это тебе не Одесса, английскому надо учиться». Стар я, чтобы учиться – мозги уже не те. Еле выучил, как благодарить, – и Миша напряженно выговорил: – Сенька бери мяч.
Берл вежливо улыбнулся:
– Это не так произносится, надо говорить thank you very much.
– А по мне легче запомнить «сенька бери мяч». На Брайтоне все по-русски говорят, вокруг одни одесситы, на каждом шагу со знакомыми раскланиваешься.
– Да, Брайтон называют Маленькой Одессой. Но это не настоящая Америка.
22. Полное непонимание
Американцы привыкли считать свое благополучие a growing pie, «растущим пирогом», их излюбленный девиз: we believe in future («мы верим в будущее»). Все стремились к «американской мечте»: иметь свой дом и автомобили для каждого члена семьи. При наличии дешевой недвижимости и дешевом бензине автомобили и дома становились все более доступными. Телевидение, пресса, радио забивали головы жителей рекламой. Впервые были введены пластиковые кредитные карточки и можно было всё покупать в кредит. Люди заполняли дома нужными и ненужными вещами, дорогой электроникой, и покупали, покупали, покупали.
Ничего этого русские эмигранты пока не знали, их только поражало изобилие, особенно в громадном Нью-Йорке. Зачастую это приводило к раздражению и отрицанию – отрицать всегда проще, чем попробовать понять. Они говорили:
– У этих американцев от хорошей жизни мозги какие-то свихнутые. Попробовали бы они пожить, как жили мы, поняли бы почем фунт лиха.
По вечерам, после бесконечного хождения по официальным учреждениям и оформления бумаг, эмигранты собирались в холле гостиницы или стояли группами у входа. Они нещадно курили и обсуждали события дня, обменивались наблюдениями и впечатлениями, горячо спорили.
– Безобразие, сколько надо заполнять разных бумаг! В Америке бюрократизм хуже, чем в Советском Союзе.
Чиновники государственных ведомств были вежливы и работали быстро, но языковой барьер вызывал задержки. Некоторые эмигранты почему-то решили, что те скрывают от них свое знание русского:
– Да знают они русский, знают, только не хотят разговаривать с нами по-нашему.
Еще больше недоумения вызывало все, что выходило за пределы быта. Мужчины любили обсуждать политику: как же, теперь они жители свободной страны и могут говорить, что хотят. Но американская – и внешняя, и внутренняя – политика была им абсолютно непонятна. Из русскоязычной газеты «Новое русское слово» они, к примеру, узнали, что сейчас в политике значительную роль играл вопрос об абортах.
– Какая может быть политика в абортах? Бабам самим решать – рожать или не рожать. Пусть делают аборты.
Добрый Берл всегда был где-то рядом и мягко объяснял:
– Это,