на самом себе. Я помню, как он совершенно серьезно рассуждал со мной обо всех вопросах, научных и философских, которые мне только вздумалось ему поставить, и независимо от того, в каком я был тогда возрасте. На все он отвечал просто и ясно, никогда не стеснялся сказать, что то или другое ему самому непонятно. Беседа с ним нередко имела характер спора, в который я вступал с ним, несмотря на сознаваемую мною огромную разницу между нами. Поэтому легко и приятно было с ним соглашаться и слепо верить всему, что он говорил.
Лев Николаевич всегда любил детей и их общество. Он умеет расположить их себе, как будто у него есть ключи от детского сердца, которым он легко и скоро завладевает. Никто не придумает, с чем и как обратиться к чужому ребенку; Лев Николаевич первым вопросом как будто избавит ребенка от его застенчивости и потом обращается с ним свободно. Независимо от этого, как тонкий психолог, он поразительно угадывал детские мысли. Случалось, дети его прибегут и сообщают, что у них есть секрет. Когда они отказывались сообщить секрет добровольно, отец на ухо открывал ребенку его секрет.
Ах, этот папа! Как он узнал?!» – удивлялись они. ‹…›
Об религиозных верованиях Льва Николаевича мне известно едва ли более посторонних.
Из моих описаний его молодости следует заключить, что он верил тогда так, как учит православная церковь, потому что бывал у исповеди и молился. Что же касается до периода женитьбы и после нее, мне известно, что в исповеди Левина в романе «Анна Каренина» описана его собственная исповедь перед свадьбой в сентябре 1862 года.
Когда мне было от 15 до 17 лет, я вместе с одним товарищем проникся учением церкви, и одно время мы оба намеревались пойти в монастырь. Лев Николаевич с удивительной осторожностью относился к моему увлечению. Я часто приставал к нему с вопросами и моими сомнениями, но он всегда умел уклониться и не высказывал своего мнения, зная, что оно может иметь на меня огромное влияние. Он предоставлял мне самому переработать мои убеждения.
Некоторые из предков Льва Николаевича, а в том числе и тетушка П. И. Юшкова, удалялись в конце своей жизни в монастырь[320].
Со Львом Николаевичем религиозный переворот начался в 1876 году. Тогда он стал посещать церковь, запирался утром и вечером в кабинете, как сам говорил, чтобы помолиться богу. Он ходил пешком в известный монастырь Оптину пустынь. В духе его замечался упадок веселого настроения и стремление к кротости и смирению. В этом фазисе его религиозных воззрений я с ним расстался. Это было в сентябре 1878 года. Сестра писала мне после этого на Кавказ, что он сделался настоящим христианином.
Вот что по этому поводу писала мне сестра на Кавказ в письме от 2 февраля 1881 года:
«… Если бы ты знал и слышал теперь Лёвочку! Он много изменился. Он стал христианин самый искренний и твердый. Но он поседел, ослаб здоровьем и стал тише, унылее, чем был. Если б ты теперь послушал его слова, вот когда влияние его было бы успокоительно твоей измученной душе…»
Если Лев Николаевич гениальный