все это могло подорвать здоровье Александра и вызвать в нем прямо отвращение и к этой обстановке, и даже к самой жизни; это мы и видим на самом деле; он не раз упоминал, что желал бы сдать бремя власти преемнику, а во время пребывания в Вероне это так было резко видно, что Меттерних в своих записках прямо назвал тогдашнее состояние императора «утомлением жизнью».
Настроение духа Александра было мрачное, он высказывал, например, императору Францу о томившем его предчувствии близкой смерти. Это было за три года до рокового исхода.
Такие расстройства умственной и чувственной сферы, естественно, должны были непосредственно отразиться и на волевой деятельности Александра. Это мы и видим на деле. Последние годы Александр метался, можно сказать, от одного пристанища к другому, от Сперанского к Аракчееву, от Филарета к Фотию, от князя Голицына к адмиралу Шишкову – и нигде не находил удовлетворения.
Говоря словами современника, можно сказать, что «в последние годы царствования Александра бессильная геронтократия[1] дремала у государственного кормила: старики – Татищев, Лобанов, Ланской, Шишков – казались скорее призраками министров, чем настоящими министрами: всеми делами заправляли их подчиненные, каждый по своей части, без всякого единства. За всех бодрствовал один всем ненавистный Аракчеев».
Ему Александр совершенно не мог и не умел противопоставить свое желание, свою волю; он лишь робко «решается напомнить о возможности пристрастия и ошибочности единоличного суда и расправы над бунтовщиками и, сделавши это, как бы тотчас забывает сам свои слова и уже нигде больше этого не повторяет».
Такое состояние духа и воли Александра послужило темой для исследования одному из русских ученых-психиатров[2].
Правда, что наш ученый профессор рассматривает болезненное состояние Александра I несколько под другим углом зрения, – он считает это изменение воли за результат недоразвитости характера в виде слабой недоразвитой воли при удовлетворительном развитии ума и чувств, но в том-то и дело, что и последние упомянутые области, как мы видели уже, надо признать не вполне целыми, а значительно пострадавшими.
Тем не менее, мы считаем необходимым привести доказательства профессора, как они изложены у него: «Подобный характер (т. е. болезненно недоразвитый в волевом отношении) остается без особенных последствий в некоторых профессиях, в особенности в профессиях умственного труда (ученые, художники, артисты). Но в тех профессиях, где требуется практическая деятельность, в особенности там, где необходимо влияние на людей, управление массами, где предстоит выбор и смена сотрудников, – словом, в сфере политической и административной, – люди с недоразвитой волей часто оказываются бессильными и бездеятельными. Для неограниченного же монарха подобный характер является роковым, служа соблазном для простора и смелости временщиков.
Таким характером отличался император Александр