даровав…»25
Лэйс помнил. Лэйс понял сейчас: «Смотри часто на Иисуса: Он – пред убийцами Своими, как безгласный агнец пред стригущим его; Он предан смерти, как безответное овча на заколение. Не своди с Него очей – и растворятся твои страдания небесною, духовною сладостию; язвами Иисуса исцелятся язвы твоего сердца»26.
«И хлеб, егоже Аз дам, Плоть Моя есть, юже Аз дам за живот мира. Ядый Мою плоть, и пияй Мою кровь, во Мне пребывает, и Аз в нем» (Ин. 6:51, 56)». «Ничего большего не содержит в себе таинство, совершаемое в Пасху, пред тем, которое совершается теперь, – наставлял когда-то святитель Иоанн Златоуст против тех, которые недостойно или однажды только в год приступают к причащению Св. Таин. – Оно одно и то же; та же благодать Духа; оно есть всегда пасха. Знают это те из вас, которые посвящены в тайны. И в пятницу, и в субботу, и в воскресный день, и в день мучеников – совершается одна и та же жертва. «Ибо всякий раз, – говорит, – когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете» (1Кор.11:26)»27.
Но он сам сейчас со своим мятущимся и непокорным сердцем, в то время, когда ведь было написано: «Не воспрекословит, не возопиет и никто не услышит голоса Его» (Мф.12:19) … [Иоанн Кронштадский. Беседы о Блаженствах Евангельских].
А река несла свои воды за поворот. Лэйс встал и перешел по другую сторону Текамсеха, сел рядом со Сколкзом. Наверное, где-то там, в мире злобных духов поднебесья, какое-нибудь сонмище лукавнующих и торжествующих низверглось сейчас в своем поражении ниже земли, но он не знал этого. Он был всего лишь Натаниэль Лэйс, и он просто уже успокоился и теперь протянул руку Сколкзу:
– Я понял тебя. Если я сказал что-то не так, то я не хотел этого. Так просто получилось. Прости меня тоже.
Сколкз был озадачен, хотя и сам не мог признаться себе в этом. На него смотрели очень проникновенные серо-голубые глаза, и он не понимал, где теперь была та пылающая ярость и ожесточенность, которые он совсем недавно видел в них. Сколкз снова пожалел, что этот мальчишка по своему рождению принадлежит к чужой, ненавистной крови. Наверное, они могли бы стать друзьями. Откуда в нем столько мужества и силы, что он так спокоен сейчас и так беспристрастен к нему? Казалось, серо-голубой свет его глаз своими лучами растапливал сейчас лед непримиримого враждебного сердца, и Сколкз невольно накрыл его руку своей рукой.
Но человеческие страсти не знают логики, и Сколкз так и остался прежним Сколкзом.
– Я никогда не буду другом бледнолицего, даже такого смелого, стойкого и честного, как ты, – ответил он.
Сколкз убрал свою руку. Но прежние легкость и беззаботность по отношению к его ненависти снова уже вернулись к Лэйсу, и он ничуть не был обескуражен ответом.
– Как знаешь, – спокойно заметил он.
Они снова посмотрели друг на друга. Обычная холодная и пренебрежительная улыбка коснулась губ Сколкза. Они ничего не могли знать