индейцев дакота, но, наверное, сейчас он устал. Все просто валилось из рук. И Святое Евангелие – тоже. Убийственное равнодушие и отчаяние ко всему.
Если бы между Севером и Югом оставался мир, то все могло ведь быть по-другому. Другие события. Другая жизнь. А так уже назавтра, может быть, гибель. Но пока эти скучные и унылые дни. Вместо настоящей жизни.
Может быть, он слишком привык к другому миру, к другим представлениям о нем. Там, в прериях, луки и стрелы, слава и гибель – со стороны казалось, что все это словно вплеталось в саму жизнь, словно сияло и переливалось в свете солнца бисером искусно вышитого вампума. Зеленые травы, лучи на утренних росах, радости или печаль, и торжество далей… А здесь жизнь словно была где-то там, жизнь словно проходила стороной, а ты сидел и чего-то ждал…
Наверное, так все и было. Он сидел и чего-то ждал… Вместо того, чтобы иметь в своем сердце благодарение и стойкость.
«Господня земля и исполнение ея» (Пс. 23; 1). «На всяком месте владычествия Его» (Пс. 102, 22). «Темже и тщимся, аще входяще, аще отходяще, благоугодни Ему быти» (2Кор. 5, 9). Никакое место в глазах моих не имеет особенной важности; а жизнь ради Бога на всяком месте бесценна».
Вот, это были слова Игнатия Брянчанинова.
А еще скорби, встречающиеся в обществе, никогда не могли быть извинением никакого малодушия. Слава Богу за все. «Слава Богу! Торжественные слова! слова – провозглашение победы!» (по Игнатию Брянчанинову).
Это была очередная весточка из дома. Мать всегда очень мало писала своих собственных слов. Какие слова можно было найти, чтобы выразить свою печаль, свою надежду, свое желание снова увидеть любимого сына? Не было таких слов, чтобы можно было излить в них свое материнское сердце. Стойкая и печальная миссис Лэйс писала в свои послания отдельные места из святых Отцов. Она не знала, поймет ли ее Натти многого, но в любом случае он должен был найти для себя пользу… Что она сама могла сказать ему? Лучше было молчать. Кроме обычных слов любви и заботы. А наставлять и ободрять его пусть лучше будут они – где-то там, на небесах ведь всегда милостивые ходатаи и заступники…
Натаниэль невольно словно взглянул на себя со стороны. Непонятно, что он делал, о чем он думал. Наверное, он уже снова не унывал. Он уже снова держался. Молчаливый и спокойный капитан с серо-голубыми глазами…
VI
На войне как на войне. Они были бравыми капитанами, и знали это. Но никто из них не был готов на другую жестокую правду. Ни один из троих никогда не будет готов потерять на этой войне своего близкого друга и товарища.
Джейми! Нет, только не Джейми. Самый младший, самый отчаянный из всех них, беззаботный и стойкий синеглазый офицер, всегда словно бы с этим небом Виргинии в своем взгляде…
Джейми!.. Натаниэль позовет его через поляну, во всю силу своего голоса, словно бы этим призывным воплем можно оказаться с ним рядом и поменять его судьбу. Он услышит себя словно откуда-то со стороны, и ему