Рукопись русского. Книга первая. «Les trios derniers coups, messieurs!» (Три последние игры, господа!)
DERNIERS COUPS, MESSIEURS!»
(Три последние игры, господа!)
Может быть, перейдя чрез столько
ощущений, душа не насыщается, а только
раздражается ими и требует ощущений
еще, и все сильней и сильней,
до окончательного утомления.
Ф.М.Достоевский «Игрок».
ПРЕДИСЛОВИЕ
Нужно быть законченным идиотом и психом, чтобы после всего пережитого отказать себе в апофеозе.
Но мне ближе предчувствие…
Авторское описание картины «Апофеоз войны» Верещагина: «Груда черепов».
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Что вы скажете о Достоевском?
Прелестное начало.
Но было именно так и не иначе: я вскочил, отбросив «Игрока», и бегал по комнате взад вперед. Я звонил своему другу ближайшему по чтению книг. Мы с ним много беседовали и критиковали разных современных писателей, и в большей степени он критиковал всегда меня. Книги я отбирал тщательно: заходил в магазин, примерно представляя свое чувство. Подходил к развалам, где были красочные корешки, и были также корешки простые. Останавливался где-то между классическим и социалистическим реализмами, вытягивал первый попавшийся корешок. И шел к кассе. Никогда не попадалось случайное – все и всегда в свое время. И я заметил: чем выше попадается стиль, тем не дороже других кажется книга. Высокий стиль не стоит денег, он стоит того времени, что я потрачу на изучение стиля. И я соглашаюсь: верую в фатум и бессмертие души.
Ужасное начало. Хотел вычеркнуть.
Итак, я прочел «Игрока». Отбросил и в эмоциях носился по кухне и комнатам. Бешенство и азарт овладели мною. Я возомнил, что первый в мире прочел Достоевского – как же все кругом не понимают? Ну, хорошо! Понимают. Так отчего не действуют, не предпринимают шагов? Носился и кричал в телефон, что это Эверест гениев! Достоевский! Я даже кричал, что заикаюсь от переполнявших меня чувств. И я на самом деле заикался в трубку, мне заметили даже.
Потом стал осознавать, что я не первый, а оттого со стороны покажусь всем (если кто подглядит, станет говорить про меня неприлично), будто я сошел с ума от одиночества.
Все просто – я одинок. Я нищ деньгами и всеми брошен. И я кидаюсь на постель и рыдаю в оба глаза, – слезы льются ручьями по моим подушкам. Мне кажется, что от подушек еще пахнет моей женой. Моей милой женой! Зачем, ты ушла? Какая ты гадина, тварь, мразь! Я так люблю тебя, мой олененок.
Подушки пахнут волосами соседки с третьего этажа – не молодой, лет двадцати восьми, но и не старой еще – с пухлой грудью и сальной головой. Дура, дура набитая! Она думает, что я получаю удовольствие совокупляясь с ее телом. Просто мне надо было выйти из дома и идти до магазина, где на стеллажах и с развалов я стану хватать и вынимать по одному корешки. А я не пошел – струсил, мне стало страшно, что меня узнают и схватят… Все, конечно, подумают, что я алкоголик или наркозависимый. А я просто одинок, как белый цвет в палитре красок, как Гамлет и Робеспьер на фоне современного всеобщего благоденствия и благодушия, и беззакония в отсталых странах. Тьфу! Я не пью, истинный Бог, говорю. Скучно. Стало последнее время не скучно только рано по утру, когда негодяи спят. Вот тогда я и пишу.
Когда я прочел «Игрока», не забросил писать, но сел сразу и назло себе стал копировать стиль, высокий стиль. И когда же я накопировался в достатке – так, что даже стошнило меня на написанное, – я увидел, что нет скопированного стиля из данных мне для прочтения книг. Это было уже мое – вытворенное мною лично. Получилось! Я порвал рукопись – нажал delete. Я и раньше грешил стиранием и не жалел причем никогда, и в этот раз не пожалел, потому что понял – смогу так еще и не раз.
Достоевский мне отвесил такого пинка, что я вскочил сразу же, как дочитал «Игрока», и стал носиться из угла в угол.
Жена ушла восемь дней назад, она не хотела уходить, но я применил силу и заставил ее покинуть меня навсегда. Ее раздражала ванная комната, – после того как я по утрам принимал душ, в ванной комнате становилось влажно, – жену это раздражало, она рыдала, истерила. Однажды, приняв душ, я попросил ее покинуть мой дом. Я выгнал ее навсегда. Теперь, конечно, сожалел и рыдал. Теперь мне нужно было писать, и я пожалел, что стер уже написанное, потому что времени оставалось мало, мало, все меньше. Через два дня она должна вернуться из отпуска, так я сказал ее матери…
Ванную комнату я заколотил гвоздями, щели в дверях замазал специальной затиркой для пола.
Соседка давно положила на меня глаз. Все время, что мы провели вместе, ей было стыдно от ощущения моей к ней близости. Она требовала, чтобы я пустил ее в ванную комнату помыть хотя бы голову. Я сказал, чтобы она шла к себе. У меня в ванной плохо пахнет (так всегда говорила моя любимая жена). Но я сказал только про неприятный запах, а про жену не стал говорить: объяснил, что она уехала и будет теперь не скоро.
Лучше бы она поверила мне на слово.
Жизнь