кровь алым фонтаном. Перерезав шею, бородач потряс окровавленным клинком. Потом так же второго, третьего…
Последним был Жорка Знамов.
Жорка не умирал дольше всех. Он, уже с перерезанным горлом, подогнул под себя колени, вскочил на ноги, но повалился вбок, долго бился в агонии. Бородач что-то сказал на своем языке другому, такому же черному небритому, опоясанному пулеметными лентами. Оба захохотали. Тогда тот, второй, наступил Жорке ногою на хлипкую дрожащую грудь и пригвоздил его выстрелом из автомата.
– Пожалел, сука, – процедил Болота.
Один мальчишка почему-то оказался посредине поляны: руки у него были свободны, он закрывал ими шею. И вдруг послышался голос – плачущий жалобный:
– Дяденьки, люди добрые, что же вы делаете? Не надо-оо… – солдатик клонился к земле под ударами. – Ой, ооо-ой… Не убивайте люди добрые, не-ее… не… адо-оо… ад…
Первый бородач свалил мальчишку ударом ноги в лицо, нагнулся к нему:
– Э-э, какие ми тибэ люди добрыи? Кафир! Ты стрелял в правоуерных, собака?
– Не-ет, не стрелял я, дяденьки-ии… – молил солдатик.
Его убили, так же как и остальных.
Солдат за ноги оттащили к оврагу и сбросили в откос. Тела валились, переворачиваясь. Так мальчишки на деревенских пляжах – на песках – прыгают с кручи и, кувыркаясь, разбрасывая руки в стороны, с визгом и гомоном катятся вниз к речке. На траве остались бурые пятна крови, ботинки, вещи, документы, листки бумаги. Ветер подхватывал и разносил их по зеленой горной поляне.
Иван проснулся глубокой ночью.
Открыл глаза и некоторое время вглядывался в темноту вокруг себя. Сел на кровати. Закружило. Он поднялся. Тихо, стараясь не разбудить никого в доме, стал пробираться к выходу.
На кухне горел свет. Отец набил пепельницу Беломором, увидев Ивана, потянулся к пачке.
– Откуда кассета? – глухо спросил Иван. – Мать что?
Отец сильно осунулся: заметно было, как вытянулось его лицо, посерело под глазами.
Пахло водкой. Стакан на столе, спички горелые, беломорины.
– В город увезли. Инфаркт. Вот так сынок, не уберег господь, – отец глянул с тусклой надеждой в глазах. – Может не он это – а?
– Он, батя. Откуда кассета?
– Откуда… Да принесли бандероль с почты. Маруська, Болотниковых мать, и принесла. Мимо, говорит, шла и захватила. Матери отдала. Я на дворе был. Она как давай кричать, посмотрела же сразу.
Иван присел на табурет к столу, заметил под ногами почтовую обертку. На обертке штамп, адрес написан от руки синими чернилами, число. На штампе прочитал: «Махачкала, отправлено, и тд»,
Машинально смял обертку, сунул в карман.
– Я на первой маршрутке поеду.
– Куда, сынок, куда? – отец испуганно посмотрел на него.
– Туда, батя. Видно не судьба мне, – задумчиво произнес Иван. – Вернее, судьба. Так надо, отец. Не отпускает меня, не отпускает.