выводи из разворота! Да выводи же ты…! Твою …! Это кричит штурман, пора выводит самолет на посадочный курс. Но я не могу ничего сделать. Самолет не выходит. Крен растет. Тряска. Вибрация. До хруста костей сжимаю штурвал. Тяну на себя, вправо. Правую ногу до отказа вперед! Самолет не реагирует. Он провалился. Растет левый крен. Сожженный пламенем пожара металл не выдержал. Крыло отломилось вместе с двигателем. Все. Конец. Крик ужаса застыл в горле.
Я не видел, что делалось в грузовом отсеке, где на боковых скамейках для десантников и просто на полу, на брезенте ютились пассажиры. Не видел искаженных ужасом лиц, не слышал предсмертных криков: «Спасите!», обращенных, скорее всего, к Господу Богу – больше их никто уже не мог бы спасти. Но каждую ночь, с той поры, я вижу их во сне, слышу их предсмертные крики, ощущаю ужас последних секунд жизни беззащитных людей в объятом пламенем самолете, камнем идущим к земле. И спокойный бездушный голос автомата: «Велик левый крен, велик левый крен». Голос был спокоен и чист, без надрыва, без хрипа, мелодичный женский голос, зачитавший нам приговор. Сквозь боль, отчаянье и ужас этот голос звучал как голос ангела смерти, того единственного, кто знает истину. Знает, что все тленно на этой земле, и оставшиеся в живых ненадолго переживут нас, голос, зовущий в вечность.
И тут я снова увидел ее, эту женщину в красном. Она смотрела на меня сквозь стекло кабины, смотрела долгим печальным взглядом. Слезинка дождя скатилась по ее щеке. Потом она повернулась и ушла, растаяв в тумане хмурого осеннего утра. Я хотел закричать, удержать, остановить ее! Но не смог. Она ушла. Все кончилось.
Когда я очнулся, увидел над собой белый потолок, стены, выкрашенные зеленой краской и окно с пожелтевшими занавесками. Вероятно, палата госпиталя. Передо мной мелькают какие-то лица, со мной что-то делают. Но я ничего не чувствую. Никого не слышу. Лишь один голос звучит в моих ушах. Спокойный голос автомата: «Велик левый крен».
Потом мне рассказали: я единственный, кто остался в живых. Самолет не врезался в землю, а упал на горный склон. Он скользил, ломая деревья и разваливаясь на части. Пилотская кабина оторвалась от фюзеляжа, покатилась по склону, меня выбросило. Топливо вылилось из разрушенных баков и вспыхнуло, все, кто еще оставался в живых, сгорели в пламени пожара. Я оказался на значительном расстоянии от огня, и выжил. Нашли меня не сразу, через сутки. Уже никто не надеялся, что кто-нибудь уцелеет. Собирали трупы, фрагменты тел. Меня положили на землю рядом с обгоревшими телами, кто-то неосторожно наступил мне на ногу, и я застонал.
Не знаю, сколько времени находился я без сознания, не помню, когда мне разрешили вставать и ходить по палате. Приходили какие-то люди, возможно, это были друзья, сослуживцы, члены комиссии по расследованию происшествия, но я никого не узнавал. Меня спрашивали о чем-то, я что-то отвечал, не придавая никакого значения ни вопросам, ни ответам.
Ночью пытался уснуть, мне кололи какие-то лекарства, но как только я засыпал, тут же просыпался от кошмарного сна, который снится мне до сих пор. Каждую ночь я вижу людей, охваченных предсмертным