брови немного хмурятся. Кэрол, также молча, встаёт и идёт к инструменту. Она садится на кем-то любезно оставленный стул, открывает крышку, вытягивает руки вверх. Её пальцы на несколько мгновений застывают над инструментом – и музыка заполняет комнату.
Мелодия ненавязчива и проста. Несколько нот, вступление негромкое, однако оно разрастается, ширится, совсем чуть-чуть, и возвращается к начальным нотам. Грусть волнами разбегается по помещению, охватывая каждого. Становясь то громче, то тише, музыка едва лишь касается лиц слушателей, и кажется Генри, словно собирается взять за руку и подвести к постели тяжелобольного. Всего три минуты, и мелодия стихает, умирая беззвучно и скорбно.
– Чайковский, Детский альбом, Болезнь Куклы, – негромко комментирует Кэрол.
– Ты так давно не играла, – среди общего молчания произносит Росс.
– Думала, разучилась и забыла. – Пауза. – Странно, до слов Алексы я и не замечала здесь пианино.
Мальчик осматривает в который раз помещение, надеясь найти что-нибудь новое. Как книгу, которую обнаружил в углу на полочке. Маленькое сердечко билось часто-часто, пока он разглядывал, крутил-вертел неожиданный подарок. Прямоугольной формы в зелёной бумаге с блёстками и маленьким цветастым бантом. Настоящий подарок, как на Рождество! И определённо книга! Для Генри они всегда были лучшим подарком. «Корабли мира. Разновидности. Морские термины». Теперь он не выпускает её из рук.
1.2
Если бы мне доверили придумать наказание для заключённого, которому сложно передвигаться и выполнять физические упражнения, я бы выбрала безделье. Невозможно передать, каково это, когда совершенно нечем занять себя. В тюрьме они могут работать и тренироваться, например. Рисовать на стенах, общаться с другими, звонить домой родным – тоже дело. Если всё, что ты можешь себе позволить, это слегка поменять положение пока лежишь, то готовься к худшему.
Через три дня такого весёлого развлечения ты просишь хотя бы телевизор в палату.
– Нет, пока нельзя.
– Пожалуйста!
– Нет. На самом деле, у нас просто нет лишнего телевизора. Почитай книжку, милая моя.
И шарк-шарк по коридору. Сиделка у меня хорошая, только вот очень старенькая, и поговорить нам не о чем.
Я закрываю глаза. Спать не получается. Кажется, что выспалась на две жизни вперёд.
Постепенно привыкаешь к режиму. Ранний подъём – приём лекарств. Затем можешь немного подремать, а после – завтрак. Врачи хвалят, что быстро идёшь на поправку. Не умываешься, потому что нет пока возможности добраться до туалета. До обеда около четырёх часов. Стыдно, когда помогают оправиться, подмывают, не смотрят при этом в глаза. Не думаю, что кто-то привыкает к этому, сколько бы тут ни находился.
Обед. Приём витаминов. Разговор с медсестрой, а после этого осмотр врача. Да, всё хорошо. Нет, ничего не болит. Надоело лежать. Что? Я скоро смогу гулять?! Здорово, а когда? Ясно. Почему такая