у коршуна, у которого добычу хотят отобрать, даром, что крючконосый.
– Так тоже, небось, на ловы хотел, – подмигнул Димитрий дружку. Оба засмеялись. Найден, не расслышав, но догадавшись, что шутка о нем, нервно передернул плечами.
Перекрестившись на образ Богородицы Одигитрии на надвратной церкви, путники въехали в город.
Ростислав радостно бросился гостям на встречу. Пухленький, но очень подвижный, с усеянным веснушками наивным лицом, мальчишка оказался балагуром. Он засыпал чернореченцев расспросами: как добрались, какие у них лошади, броня, мечи. С детской непосредственностью начал показывать свой новенький, еще не ведавший сечи меч. Силы били в нем через край, мальчонка не мог устоять на месте и скакал, как резвый козлик промеж гостей.
– Ну, я думаю, Пахомий, вы с ним сойдетесь, порода то одна, – поддразнил друга князь.
– Я вам комоней своих покажу, у меня тоже знатные комони, а соколы какие! Вы таких и не видели! Пойдемте же! – и Ростислав потянул Чернореченского князя за рукав.
– Уймись, Ростислав, оставь гостей в покое! Не видишь, устали в дороге, – раздался с крыльца мягкий женский голос. То была Заозерская княгиня Улита. Пришлые с любопытством вскинули головы.
Княгиня была совсем не такой, как писало пылкое воображение Димитрия. Он представлял, что увидит пленительную степную красавицу, дерзкую и гибкую, со смелым распутным лукавым взглядом и чувственными, зовущими к поцелую губами. Но перед ним стояла скромная, краснеющая от смущения молодая женщина. Она – то бросала на гостей робкий взгляд, то поспешно опускала глаза. На щеках алел румянец. Улита оказалась небольшого росточка, с округлыми плечами и выдающейся грудью, которую она прикрывала рукой с кружевной ширинкой29. Миловидное лицо, с правильными чертами, до роковой красавицы не дотягивало. Чернореченский князь был, с одной стороны, разочарован, а с другой – вздохнул с облегчением: ну ловы, так ловы, за тем и ехали.
Маленький князь обиженно надул губы:
– Да мы ненадолго, я только комоней покажу.
– В баньке попариться гостям надобно да откушать, а ты с жеребцами своими.
– Ничего, – улыбнулся Димитрий, – мы не устали. Пойдем, князь Ростислав, покажешь своих красавцев.
Чернореченский гость заговорщически шепнул:
– Ты, князь, что волю бабам даешь, аль не хозяин в доме своем?
Пахомий так и прыснул:
– Да кто б говорил! Ты, княже Ростиславе, мать слушайся, чай, вон у него уж у самого борода, а и то за материнский подол все держится.
– Кабы держался, так тут бы не хаживал, – огрызнулся Димитрий.
Первак, Пахомий и Чернореченский князь сидели в жарко натопленной баньке. После промозглого бежского ветра окостеневшие пальцы на ногах больно покалывали. От пара кружилась голова. Было приятно и блаженно.
– Ростислав говорит, завтра медведя травить пойдем, они там местечко