служили надёжной защитой от возможных посягательств. Во всяком случае, она на это надеялась. Что ж, у каждого возраста есть свои преимущества… И хоть зеркала по-прежнему – ещё со времён посещения салона Бланш – продолжают ей врать, что она, в общем-то, ещё не так уж плоха, Дори давным-давно смирилась с мыслью, что у неё всё позади. Со смертью Алекса и их нерождённого дитяти жизнь кончилась. Сейчас, конечно, приоткрылась одна, и весьма интересная, сторона этой жизни, но к прошлому, к любви, к женскому счастью дороги больше нет. И хватит об этом.
…А вот Марта наведывалась в парк каждый день, ближе к вечеру, но почему-то всегда изъявляла желание прогуляться одна. Доротея относилась к её смущённым объяснениям с пониманием: девочка за день узнавала столько нового, неудивительно, что иногда ей хотелось побыть без сопровождающих, в тишине, да ещё в местечке, столь напоминающим любимый лес. Может, Дори сейчас с ней встретится? И…
Она вновь прижала к груди старый том.
И расскажет… Почему она сразу не подумала, что уж Марта – первая, кто должна узнать правду о своём происхождении? По привычке сразу начала рассуждать о политике, о том, чем грозит это известие… А вот о том, что её воспитанница имеет полное право знать о своём отце – только сейчас. Извинением могло послужить лишь одно: Дори растерялась. Была ошеломлена. Засуетилась.
А ведь совсем недавно Марта ей призналась…
Вчера вечером, когда правила грамматики застыли в глазах Доротеи издевающимися кляксами, от арифметики затошнило, а годы царствования последних королей наотрез отказались вспоминаться – она вслух подивилась, как это у Марты, заморённой поездками в монастырь, уроками музыки, этикета, танцев, треклятой грамматики – ещё хватает сил на прописи. Вот тогда-то её ученица, завздыхав, и призналась. Была у неё Великая Мечта, которая раньше казалось сказочной, а сейчас вдруг приблизилась настолько… что и мечтать-то можно без робости: ведь есть надежда, что сбудется!
Всего семь годочков было Марте, когда она осиротела. Но очень хорошо запомнила она последние матушкины слова: «Будь доброй девочкой, родная, честной и смелой… и если сможешь – учись, учись, дядя Жан непременно тебе поможет, не будь невежей! Чтобы твоему отцу, когда вы встретитесь, не стало бы за тебя стыдно.. Будь его достойна, он хороший… хороший человек».
И так истово это прошептала, что Марта сейчас же поверила: однажды она встретит Его, загадочного Отца. И ему не должно быть за неё стыдно. Вот и ломала глаза, зазубривая с дядей Жаном буквицы и цифири, твердя в уме помножающую табличку, пачкая пальцы углём, расписывая на старых досках первые неуклюжие буквы…
Ох, как долго она хотела его встретить! Показать, какая она стала, что вот, выросла без него, и ещё как выросла: и умница, и в доме первая помощница, и грамоту знает не хуже священника! А потом, когда он удивится и станет просить прощения, что бросил их с матерью – сказать в лицо, как она его ненавидит. Наказать презрением. Пусть плачет.
А