снова улыбка, только уже прицельно бьющая по неискушенной Нилке.
– Можно,– выдавила она.
– Только чур, ты мне помогаешь.
– Как?
– Как в детстве: горячо – холодно. Помнишь?
– Помню,– Нилка недоверчиво улыбнулась.
– Ну что, поехали?
– Куда?– струсила Нилка.
– Эх, да что ж это такое?– возмутился неотразимый селекционер моделей.– Как можно мечтать о чем–то, будучи такой трусихой, а?
Выпад показался Нилке более чем странным: одно с другим в ее сознании не вязалось. Ну, трусиха. Так ведь чужих мужчин нужно бояться. А при чем здесь мечта?
– А при чем здесь мечта?– озвучила она свое сомнение.
– Как при чем?– обрадовался Валежанин, будто только и ждал этого вопроса.– Как при чем? Трус мечтать не может по определению. Трус только и может, что трястись от страха, чтобы не дай бог что–то изменилось в его жизни. А что такое мечта?
– Что?
– Мечта – это перемены. Большие, если мечта большая, и маленькие, если мечта маленькая. Например,– с воодушевлением продолжал Валежанин,– ты мечтаешь о котенке. Это маленькая мечта, и перемены она повлечет небольшие: лоток, мисочки, корм и разодранные обои. А вот большая мечта – выбор профессии, например, – влечет серьезные перемены в жизни. Согласна?
Нилка смущенно молчала. Ей было стыдно, как богоотступнице: она не была согласна с вершителем судеб скаутом Валежаниным. С ее трусливой точки зрения, мечта и цель были разными вещами.
– Что молчим?– не отставал богочеловек.
– Мечта может никогда не стать реальностью,– отважилась возразить Нилка.
– А–а, вот, значит, как!– Валежанин с интересом уставился на собеседницу.– Ты хочешь сказать, что у тебя была не мечта, а цель? Поэтому ты здесь? И это значит, что ты вовсе не трусиха? Я угадал?
Польщенная Нилка застенчиво улыбнулась:
– Примерно.
– Тогда ты оценишь мое предложение,– коварно подошел к интересующей его теме Валежанин и торжественно замолчал.
– Какое?– заерзала Нилка.
– Я предлагаю тебе работу модели. Оплачу учебу на курсах, возьму в штат и все такое. Подробности обговорим потом. Ну, как?
Нилка боялась шевельнуться: для ее неокрепшей психики два предложения за один день и машинка Зингер были слишком серьезным испытанием.
Да еще этот неотразимый мачо совсем не следит за речью. Сначала «красавица», теперь «модель» – это же… это… ах, да что там говорить! Она даже мечтать о таком не смела!
Радость омрачалась только одним соображением: техникум–то она не окончила. Ей еще год корпеть над учебниками. Вряд ли бабушка одобрит, если она не доучится.
На Нилкином лице отразилась борьба, скаут, он же Вельзевул, поспешил закрепить результат:
– Что такое модельер–закройщик в сравнении с Клаудией Шиффер, например, или нашей Натальей Водяновой? Отстой! Если, конечно, ты не кутюрье вроде Лагерфельда или Кардена. Ты Лагерфельд?
– Н–нет, не знаю,– промямлила Нилка.
– Вот и я говорю. Не Лагерфельд. Тогда зачем тебе эти выкройки,