Мало ли что базарят. Садись за маляву.
– А чего я?
Глаза Карзубого полыхнули бешеным огнем. Еще час назад в этой камере не то что Люська, блатные не смели ему перечить. Теперь все изменилось.
Карзубый угрожающе встал, замахнулся на Киселя пятерней с растопыренными пальцами.
– Ты че, ты че? – перепуганно завопил Кисель. – Я же просто так, мне не в падлу.
Восстановив свое пошатнувшееся в глазах сокамерников реноме, Карзубый опустился на нары.
– Может, лучше сами подляну на подляну устроим? – спросил Шкет.
Из-за тряпки, прикрывавшей лицо, голос его звучал глухо, будто из могилы.
– Тебе мало? Так я добавлю.
Кисель извлек из-под наp огрызок карандаша и клочок бумаги.
– Чего писать-то?
– Погоди, дай минуту подумать, – сказал Карзубый, наморщив лоб.
Потом он неожиданно выпалил:
– Падла, псом меня обозвал. Я что, мент поганый? Нет, за это надо платить… Пиши: «Мир дому твоему, Кокан…»
Глава 4
– Я смотрю, у вас конфликты начались. – На губах капитана Дубяги поигрывала легкая улыбочка.
Этот вопрос вывел Константина из состояния рассеянной задумчивости. Уже несколько минут он сидел на стуле перед следователем, ожидая, пока Дубяга закончит дописывать какую-то бумагу.
Вначале он нервничал, ему хотелось спросить: «Зачем вызывали, гражданин начальник? Чтобы мурыжить перед собой, как пацана?»
Очевидно, капитан Дубяга именно на это делал психологический расчет. Он долго и аккуратно выводил буквы, думал, теребил ручку, заглядывал в папку. Но вывести из себя обвиняемого ему так и не удалось. Панфилов погрузился в состояние апатичного ожидания.
– Я говорю: с сокамерниками не поладили?
Дубяга приложил ручку к скуле.
– А, вы об этом? – равнодушно сказал Константин. – Споткнулся.
– Что-то я не припоминаю, чтобы у нас в камерах были ступеньки, – откровенно засмеялся Дубяга.
– Странный у нас какой-то допрос получается, – отвернувшись, сказал Константин.
Дубяга предпочел не заметить, что обвиняемый разговаривает со стеной.
– А это вовсе и не допрос, – почти ласково сказал он. – Хотелось поговорить с вами по душам.
– Ну да, – мрачно усмехнулся Константин. – С кем же еще, кроме следователя, разговаривать по душам?
– Вот именно, – неожиданно согласился капитан. – Здесь я – ваш единственный друг и наставник.
– Угу… Вождь и учитель…
– Прекрасно, что вы смогли сохранить в этих тяжелых условиях чувство юмора. Кстати, как вам условия в следственном изоляторе?
– Нормально.
– А многим здесь не нравится.
– Это их дело.
Дубяга оценивающе посмотрел на Панфилова и принялся барабанить пальцами по столу.
– Я выполнил вашу просьбу. Вашей матери сообщат, что вы у нас. Впрочем, это наша обязанность… – Он заглянул в папку и добавил: – Константин Петрович.
Наверное, Дубяге таким образом хотелось подчеркнуть доверительный характер разговора. Но Константин промолчал,