и понятно, монсеньёр. Видно, что вы не были частым гостем при французском дворе.
– Если вы разумеете двор ныне царствующего короля, то не далеки от истины. Что до двора Людовика Тринадцатого, смею вас уверить: я знал его лучше многих других.
– Это другое, совсем другое.
– Да уж, – горько усмехнулся прелат, – наверное, вы правы: сын не слишком похож на отца. Естественно, что и окружение должно быть иным.
– Я говорю не о персонах.
– Значит, об этикете – этом полурелигиозном догмате современности?
«Ну всё, довольно водить его за нос, – подумал Арамис, – а то он в двух шагах от обморока».
Действительно, пот со щёк Кольбера можно было собирать стаканами.
– Нет, монсеньёр. Дворцовые приличия не оплачиваются из государственной казны и, следовательно, мало трогают меня. Я не придворный.
– Видимо, речь идёт о королевских забавах, – милостиво обронил посол давно ожидаемую собеседником фразу.
Вздох облегчения, вырвавшийся из птичьей груди Кольбера, напомнил Арамису шумное дыхание Портоса.
– О да, ваша светлость, вы попали в точку. Но… смею ли быть с вами вполне откровенным?
– Прошу вас всецело положиться на мою скромность, дорогой господин Кольбер.
– Благодарю вас, монсеньёр. В таком случае я сообщу вам, что эти забавы поглощают львиную долю доходов.
– В самом деле?
– Судите сами: за текущий военный год на празднества, балы и приёмы истрачено свыше девяти миллионов ливров.
Сумма не произвела впечатления на генерала ордена, однако она заставила внутренне содрогнуться бывшего ваннского епископа, помнившего крестный путь Фуке. Арамис понял, что пора брать дело в свои руки. Пристально глядя на суперинтенданта, он сказал:
– Будьте же откровенны до конца, господин Кольбер: эти расходы весьма обременительны?
– Да, монсеньёр.
– И в настоящее время они совершенно непосильны для казны, а значит – и для вас?
– Да, монсеньёр.
– А его величество снова потребовал денег?
– Да, монсеньёр…
Каждый из трёх ответов был тише предыдущего, поэтому в последний раз Арамису пришлось напрячь слух, чтобы расслышать шёпот министра финансов. Выдержав паузу, он, как бы размышляя вслух, заметил:
– А я-то, признаться, полагал, будто Людовик Четырнадцатый умеет просчитывать любые комбинации на много ходов вперёд…
Хладнокровие Арамиса и собственное отчаяние на мгновение помутили разум Кольбера, он буквально взорвался:
– Ах, монсеньёр, да знаете ли вы так же хорошо, как я, человека, с которым мы оба имеем дело? Знаете ли вы его пристрастие к эффектам, оплаченным любою ценой?.. Знаете ли вы… – он умолк на полуслове, не в силах продолжать.
Великий финансист съёжился в своём кресле, как ребёнок. Генерал ордена услышал достаточно; медленно выпрямившись и хищно подавшись вперёд, он вкрадчиво спросил:
– Какая сумма вам необходима?
– Четыре миллиона, – встрепенулся Кольбер.
– Они