с нажимом переспросил военный министр.
– Разумеется, нет, ибо я никогда и не забывал об этом. Итак, вы честно выполнили свои обязательства и теперь требуете от меня того же?.. Что ж, справедливо.
– Я совсем не то хотел сказать, господин Кольбер, – сокрушённо покачал головой Лувуа, – от подобных формулировок, право, веет холодом.
– Что делать, я – финансист. Бросьте, господин де Лувуа, не сердитесь: знайте, я по-прежнему принимаю ваши заботы близко к сердцу.
– Правда?
– О да. Но ответьте мне…
– Что, монсеньёр?
– Отчего вы вспомнили об этом именно сегодня?
Лувуа на секунду смешался, затем с трудом выговорил:
– Но… ведь теперь, когда испанские дела улажены…
– Сегодня?
– Когда голландская кампания завершена или почти завершена…
– Сегодня, господин де Лувуа?!
– Когда определены сроки мирных переговоров…
– Прекратите, господин де Лувуа! На вопрос о личных ваших переживаниях нет нужды отвечать лекцией о внешнеполитическом положении Франции: для этого я располагаю отчётами вашего ведомства и этой картой. Так что же?
– Извольте, монсеньёр, я буду прям: мне претит сама мысль о том, что я в недалёком будущем вынужден буду обратиться к Лозену: «ваша светлость». Достаточно ли это откровенно?..
Положа руку на сердце, вовсе это не было откровенностью со стороны Лувуа: притчей во языцех стало при дворе Короля-Солнце более чем вольное обращение министра с герцогами и пэрами. Не пытаясь умалить заслуг главы военного ведомства, признаем, что действовал он при этом, руководствуясь не честолюбием даже, а банальным тщеславием. Один пример: свои письма к герцогам Лувуа с некоторых пор начинал обращением «сударь» вместо принятого «монсеньёр». И поскольку такой номер прошёл сначала с одним, а потом и со вторым, и с третьим герцогом, не встречая сопротивления со стороны сиятельных особ, данный обычай укоренился в Совете: примеру молодого сановника охотно последовали и другие государственные секретари. Не исключая, кстати, и господина Кольбера, который тем не менее отвечал коллеге:
– Вполне откровенно, этого я и ждал. Запомните на будущее, что мы сможем добиться куда большего, не скрывая друг от друга хотя бы своих целей, благо они у нас общие.
– Запомню.
– Чудесно! Вернёмся к нашему гасконцу. Он, само собой, далеко не д’Артаньян, однако храбрости ему не занимать, равно как и королевского расположения. Впрочем, что я говорю вам об очевидных вещах?
– Но ведь…
– Знаю, знаю, – поморщился Кольбер, – только не надо вновь напоминать мне о данном слове. Разрази меня гром, вы же мой компаньон в этом деле, а не кредитор. С компаньонами же я всегда безукоризненно честен. До конца.
– Я ни на минуту не усомнился в вас, монсеньёр!
– В самом деле? – пожал плечами суперинтендант. – Выходит, мне показалось. Неважно. Остановить барона можно…
– О-о!
– Да-да, можно, несмотря на его триумфальное шествие по ступеням трона.
– Но,