на вышку. Может быть, Гибкие способны уловить наши слова, отсеять их от вибрации шагов и плеска волн?
– Я не собираюсь совершать необдуманных поступков, – сказал я. – Поживем, посмотрим… что да как…
Кажется, это его немного успокоило. Тараи часто закивал:
– Осмотрись, осмотрись, Ник. Ты мне обещаешь?
– Да.
Я говорил честно. Я верил себе в эту минуту.
Просто все учесть невозможно.
Работа было тяжелой, бессмысленной и абсолютно не требующей применения мозгов. Нормальная работа для зека. На расстоянии полукилометра от нас трудилась еще одна группа, далее – еще. Темные пятна на снегу, копошащиеся, таскающие к линии прибоя камни.
Вначале мы нашли три точки на берегу, где волны и лед размыли берег. Разбившись на пары, начали стаскивать к берегу камни, выгребая их из-под снега. Укладывать в шипящую воду. Засыпать галькой и песком.
Безумие. Мартышкин труд.
– Скоро обед, – тяжело дыша, прошептал Агард. – Хорошо сейчас горяченького похлебать…
За обедом требовалось возвращаться в бараки. Еще одна выводящая из себя глупость. Тащиться по снегу туда и обратно, вместо того чтобы с утра взять какие-нибудь термосы или нагреватель.
Но, наверное, в этом был сокрыт какой-то высший, недоступный мне смысл трудотерапии.
– Охраняют нас лишь Гибкие? – спросил я, швыряя в воду очередную лопату мерзлой грязи.
– А кто еще? Маленькие Друзья здесь сразу загнутся…
Мысли о людях-надзирателях он даже не допускал.
Это хорошо.
Куалькуа, возможно убить Гибкого?
Убить можно любое существо.
Без оружия?
Недостаточно данных.
Я продолжал копать, когда слабый голосок зашептал в сознании. Впервые куалькуа обратился ко мне с вопросом:
Петр, убийство Гибкого для тебя более допустимо, чем убийство геометра?
Наверное.
Спасибо.
Я не хотел ему лгать. Впрочем, возможно ли соврать существу, живущему в твоем теле и читающему твои мысли?
Как бы там ни было, я рад отсутствию надзирателей-людей…
Со стороны вышки послышался шорох, и я прекратил работать. Воткнул лопату в мерзлый песок. Уставился на вышку. Моему примеру последовали остальные.
Стенки гнезда разошлись, пропуская наружу длинное сизое тело. Гибкий свесился вниз, покачался немного на десятиметровой высоте, подергивая кончиком тела в разные стороны. Потом отцепился и с легким всплеском упал в воду.
Никто не двигался. Все чего-то ждали.
– Что он делает? – спросил я Агарда. Лицо того стало каким-то мертвенным, пустым.
– Охотится. Здесь много рыбы.
Вода у берега забурлила, и показалось тело Гибкого. Обращенный к нам конец тела изменился, раскрылся тремя лепестками. Сверкнули острые зубы, в которых была зажата вяло бьющаяся, затихающая рыбина.
– Они едят нашу органику? – поразился я.
– Они всё едят. Очень адаптированные организмы.
В голосе Агарда не было злости, только тоска.