начала «Цитадели» с мая на июнь, требование о поставке танков, выдвинутые в этом послании, не являлись основными. Изначально командующий 9-й А не располагал большими силами бронетехники, вся она находилась на юге, и поставлять её в больших объемах ему никто не обещал. Поэтому для прорыва советской обороны он ещё в начале апреля выбрал иной, чем Э. фон Манштейн, «инструментарий» – пехоту, усиленную артиллерией, самоходками и сапёрами. Этот подход оставался неизменным вплоть до начала Курской битвы. Поэтому по мере усиления рубежей Центрального фронта, его, как и командующего 4-й ТА генерал-полковника Г. Гота[272], в первую очередь беспокоил вопрос: «Будут ли способны войска первого эшелона прорвать главную и вторую полосу советских войск, чтобы танки вышли на оперативный простор?» Так как для развития успеха в глубину, после преодоления наиболее укрепленной части обороны, к маю минимальным количеством бронетехники 9-я А уже располагала. А для надёжного «проламывания» рубежей Центрального фронта Модель считал, что передовым частям нужно обязательно дать именно хорошо бронированную бронетехнику, с мощным вооружением, которая на первом этапе прокладывала бы дорогу пехоте, уничтожая советские долговременные огневые точки и танки. 3 мая в его распоряжении ни одной такой бронеединицы не было. Хотя ещё в апреле ОКХ ему обещало к концу месяца поставить «тигры». Поэтому генерал-полковник требовал не просто увеличить численность бронетехники из-за того, что у русских её в 1,5 раза больше, а настаивал на получении образцов именно для прорыва сильной обороны, таких как «тигры», «пантеры» и противотанковые самоходные артустановоки «фердинанд», которые, как он считал, будут наиболее эффективны в первые дни операции.
Кроме того, как свидетельствуют трофейные источники, обнаруженные мной в Национальном архиве США, для командующего 9-й А наряду с получением средств прорыва не меньшее значение имело решение вопроса доведение пехотных дивизий до приемлемой численности, т. к. они были серьёзно истощены[273]. Ситуация весной с пополнением их живой силой оказалась столь острой, что из-за неё ОКХ 20 апреля 1943 г. первый раз отложило дату начала «Цитадели»[274]. Поэтому к своему письму генерал-полковник приложил весомый аргумент – аэрофотосъёмку, чтобы Гитлер мог лично увидеть огромный масштаб инженерных работ в полосе советской обороны и тем самым подтолкнуть его или к отмене наступления или к быстрому усилению армии необходимой бронетехникой и людьми.
Поэтому трудно согласиться с утверждением, что, зная истинное число танков у К.К. Рокоссовского, В. Модель уже в мае был бы готов участвовать в наступлении на Курск. Генерал-полковник являлся противником «Цитадели». Он один из не многих не только понимал её бесперспективность, но и, что очень важно, не боялся говорить открыто об этом Гитлеру, доходчиво аргументируя свою позицию.
Будет неверным утверждать, что ситуация с восстановлением боеспособности войск Центрального и Воронежского фронтов в первой половине мая 1943 г. шла без сучка