лицо, сильно сведя брови к переносице. Заметив, что москвичи от её слов притихли, а фельдшер и вовсе сник, Зинаида снова принялась разряжать обстановку, успокаивая: – Не боитесь, товарищи дорогие, он в норме. Домчит на полуавтомате. Не впервой.
Что именно было «не впервой» для пьяного: садиться за руль в таком состоянии или ехать в район, выяснить не успели. Дверца машины открылась и оттуда жалобно позвала Николина:
– Рудольф Александрович, мне очень больно.
И тут же все подхватились, как при объявлении ураганного ветра. Фельдшер побежал к поношенной «Ниве» в глубине корявого землистого двора. Зинаида бросилась открывать для него хлипкие ворота, а Бережной – помогать ей оттягивать на них тяжёлую задвижку. Расспросить, зачем нужна была такая основательная железяка на досках, сколоченных с прорехами в ладонь, Рудольфу Александровичу не позволили обстоятельства. К тому же стало понятно, что в Луховицы ехать и ему. Орлов отогнал «Волгу», освобождая выезд со двора. Пересадив Николину, Бережной и фельдшер тронулись в путь, не мешкая.
– Не гони на ухабах, Колян, – крикнула Зинаида вместо напутствия.
– А вы уверены, что он способен вести машину? – вопрос ректора оказался явно запоздавшим – «Нива» уже отъехала далеко.
– А как же! Да вы не беспокойтесь. У нас и не в таком виде парни рысачат. Довезёт вашу больную как миленький. Тут ехать-то – сороковника не будет.
В Луховицах Николину приняли без проволочек. Помогла шумиха, поднятая фельдшером. Быстро осмотрев девушку, пожилая гинеколог вышла к мужчинам, успокоив, что подозрений на внематочную у неё нет и быть не может, ибо она не Дева Мария, чтобы понести от непорочного зачатия.
– А вот хронический сальпингоофорит у нее точно есть, – добавила женщина, гоняя муху.
– Может потом не родить, – объяснил Бережному фельдшер, словно в этот момент данная проблема волновала москвича больше всего. – А вы мазок взяли? – Колян сурово прищурил глаза.
Гинеколог помахала ладонью около носа и сморщилась:
– Умник. Воскресенье однако. И уборочная. А то ты не отсуда! – ответила она всё с тем же местным выговором. Повернувшись к Бережному, врач стала рыться в бездонных карманах халата, предупреждая тоном скорее угрожающим: – Потому и говорю – делать у нас нечего. До завтра, конечно, пусть ваша студентка полежит, поколем ей чёй-нибудь, чёб не загибалась, за температурой последим, а дальше – решайте, куда везти. – Врачиха вытащила наконец из кармана чёрную резинку для волос и стала растягивать ее в пальцах. Бережной, не понимая этих манипуляций, глядел на руки женщины, как заворожённый:
– А куда лучше?
– Во вы, москвичи, чудные! Без вариантов – к вам в столицу. Там хотя б диагностика. Да и лаборанты – не нашим чета. А тут чё? – врач развела руками.
Бледно-зелёная краска на стенах больницы, крашенных-перекрашенных в сто слоёв, вздувалась