всего-навсего двое, и отвесив низкий поклон, тут же побежал наверх доложить о прибывших своей госпоже.
Зайдя в дом, компания из десяти человек на некоторое время задержалась в прихожей, ожидая, пока к ним спустится сама хозяйка. Когда же мадам Мари спустилась – таки вниз, всем пришлось задержаться там ещё минут на десять, пока две подруги не обменялись всеми нежностями и комплиментами.
Наконец, взяв подругу под руку, хозяйка повела всех наверх. Она до последнего не велела накрывать на стол, ожидая, что гости не обманут и явятся, как и было обещано, вечером «жирного» воскресенья.
Когда вошли в обеденную, мальчики-прислужники как раз стали накрывать на стол.
Трапеза аристократки, живущей в городском доме, уже ничем не напоминала тот пафосный церемониал, традиции которого так бережно сохраняли в замках и во дворцах. Не было развешанных на стенах щитов и штандартов, не было стоящих с жезлом наперевес и оглашающих перемены блюд камердинеров, не было воющих труб и стройной череды мундшенков, подносящих подносы с самой изысканной снедью. Все эти церемонии были забыты как дурновкусие и пережиток чего-то давно минувшего. Как отголосок старых привычек осталось лишь разделение на два стола.
Вместо этого вино разливалось не по золотым и серебряным кубкам, а по стеклянным фужерам. Мясные туши не рвались на части руками, а подавались порционно и разрезались на части ножом. Для вторых блюд использовалась вилка. Еды подавалось ровно столько, сколько могли съесть за один раз. Недоеденные блюда с господского стола уже не переносились на столы преданных слуг, а объедки и обглоданные кости не бросались под стол рычащим собакам.
Незатейливый ужин вполне был достоин зажиточного, но крайне скромного буржуа.
Без громко объявляемых перемен на стол был подан пшеничный хлеб, паштет из курятины, покрытый белой плесенью сыр бри и, конечно же, знаменитые шампанские сосиски, сдобренные укропом и сельдереем. Из питья был лёгкий прошлогодний кларет, в ту пору ставший очень популярным у англичан, в огромном количестве вывозивших его из Бордо.
Вечерние карнавальные гулянья как раз набирали полную силу. Доносящиеся с улицы крики, ругань и пение, чередующиеся со звуками дудок и мандолин, сливались в одну неистовую бурлящую какофонию. Не видя больше надобности удерживать при себе охрану, баронесса отпустила шестерых стражников в город. Двое из них отправились в ближайшую таверну, а другие четверо, не растрачиваясь по пустякам, напрямик в квартал красных фонарей. За ними же увязался и Эдмон. Он чуть ли не силком хотел утащить за собой и Альбера, но тот упёрся, сетуя на крайнюю усталость и отсутствие всякого настроения.
Оставшиеся решили провести скромный и тихий вечер в гостиной за игрой в карты. Игрой новой, ещё не всем известной, и считавшейся верхом утончённости и самого порочного изыска.
Четверо