учителя:
Проказница-Мартышка,
Осел,
Козел
Да косолапый Мишка
Затеяли сыграть Квартет.
Достали нот, баса…
– Молчать! – прервал Жюли грозным голосом учитель и изо всей силы ударил кулаком по столу.
И вдруг его глаза встретились с моими. Я увидела столько гнева и в то же время тоски в его обычно добрых глазах, что невольно подалась вперед, желая его утешить.
– А-а, – произнес Василий Васильевич, – госпожа Иконина-вторая, про вас я чуть не забыл… Отвечайте басню!
Я медленно поднялась и, встав у парты, начала:
«Соседушка, мой свет!
Пожалуйста, покушай». —
«Соседушка, я сыт по горло». – «Нужды нет,
Еще тарелочку; послушай:
Ушица, ей-же-ей, на славу сварена!»
Я не знаю, жаль ли мне было замученного классом учителя или совести не хватило следовать примеру моих подруг, но я читала ту именно басню, которая была задана нам на сегодня и которую я знала отлично. И чем дальше читала я, тем больше прояснялось хмурое, недовольное лицо учителя и тем ласковее сияли под очками его печальные и гневные до этого глаза.
– Отлично, Иконина! Спасибо! Успокоили старика… – произнес Василий Васильевич, когда я кончила. – А про вас всех, – обратился он к классу, – будет доложено начальнице.
И, говоря это, он обмакнул перо в чернила и вывел крупную 5 – лучшую отметку – в журнальной клеточке против моей фамилии.
Лишь только прозвучал звонок и учитель вышел из класса, девочки повскакивали со своих мест и окружили меня.
– Изменница! – кричала одна.
– Шпионка! – вторила ей другая.
– Дрянная! – пищала третья.
– Вон ее! Не хотим шпионку! Прочь из класса! Вон, сию же минуту вон!
Вокруг меня были грозящие, искаженные до неузнаваемости лица; детские глазки горели злыми огоньками; голоса звучали хрипло, резко, крикливо.
– Если бы мы были мальчиками, мы бы «разыграли» тебя! – кричала Ляля Ивина, подскакивая ко мне и грозя пальцем перед самым моим носом.
– Да, да, «разыграли» бы! – вторила ей высокая рыжая Мордвинова. – У! Как разыграли б, а теперь только можем прогнать тебя. Вон!
И она толкнула меня, пребольно ущипнув за руку.
Горбунья Жюли одна из всех не кричала и не суетилась. Но я видела, как зло сверкали ее глаза, устремленные куда-то мимо меня в стену, и как она яростно кусала свои тонкие губы. В ту же минуту кто-то схватил меня под одну руку, кто-то под другую, и меня потащили к дверям. Я не помню хорошо, как я шла по коридору и даже шла ли я или нет, и только опомнилась, оставшись одна в большой мрачной комнате, заставленной шкафами.
Очевидно, злые девчонки притащили меня в гимназическую библиотеку и заперли в ней дверь на задвижку снаружи. По крайней мере, когда я подошла к двери, желая открыть ее, она не поддавалась.
– Мамочка! Милая мамочка! Ты видишь, что они делают со мною, и у дяди, и здесь! –