и «Файнэншл таймс» о том, что кто-то начал игру на понижение акций Грацио, возможна кризисная ситуация; экономический советник Гариваса отказался прокомментировать вопросы журналистов.
Глава 14
12.10.83 (10 часов 45 минут)
– Ты должна мне оставить хотя бы иллюзию свободы, – сказал Бреннер и отошел к окну, чтобы сдержать ярость. – Мы живем с тобой девять лет, и тебе пора понять меня. Я не могу ездить в Киль, потому что там, но твоим сведениям, у меня была любовница Хельга, и в Рим – там была Вероника. По твоей милости Европа сделалась для меня очень маленькой. Лгать тебе? Говорить, что я лечу в Лиссабон – там у меня, кажется, пока еще никого не было, – и заворачивать в Гамбург, чтобы выгодно продать цикл репортажей под чужим именем, получить деньги и смиренно привезти их тебе? Я – чем дальше, тем больше – не могу понять, чего ты хочешь, Мишель?
– Правды. Я хочу правды.
Эти унылые скандалы, ставшие составной частью их быта, повторялись не менее трех раз в месяц. Сначала они довольно быстро мирились, чаще всего в постели, но потом, чем известнее остановился Бреннер, чем уважительнее говорили о его политических анализах в газете, чем более серьезные задания ему давал шеф-редактор, отправляя то в Москву, то в Вашингтон, то в Пекин и Токио, тем тяжелее и горше было ему дома, ибо Мишель, не желавшая знать его дел, требовала невозможного. Бреннер был убежден, что она любила не его, а свою любовь к нему. Он считал, что Мишель – на самом-то деле несостоявшийся художник, причем очень талантливый, она поэтому и требовала от окружающего ее мира той полной и законченной гармоничности, которую, как правило, создают живописцы в своих творениях, однако в мире такого рода гармонии нет и быть не может. А потом он стал думать, что ей просто-напросто не хватает его. «Мы с тобой одного роста, – кричал он во время очередного скандала, начавшегося из-за ерунды, у них все скандалы начинались из-за ерунды, – моя обувь только на размер больше твоей, а тебе нужен громила с бицепсами! Ходи в бассейн! Уставай! Перекопай сад! Или заведи себе кого-нибудь, но так, чтобы это было в рамках элементарного приличия! И перестань вить из меня веревки! Если я сдохну от инфаркта, тебе будет очень несладко! Я всюду в обороне. В редакции я обороняюсь от завистливых друзей, в поездках – от врагов, дома – от тебя! С тобой нужно жить с позиции силы, как это делают другие мужчины! Купить любовницу, и все! Не нравится – развод! Хочешь жить, как живешь сейчас рядом со мной – с машинами и летними поездками в Биарриц, терпи!»…Бреннер всегда вздрагивал, когда звонил телефон. Он купил в Лондоне громадный золоченый аппарат начала века. В отличие от современных аппаратов (борьба с шумами и все такое прочее) этот золоченый ящик издавал звук, напоминающий сигнал тревоги в тюрьме.
– Да! – яростно, словно продолжая спор с женой, крикнул Бреннер в замысловатую трубку, формой напоминавшую ему японку в кимоно. – Кто?!
– Добрый день, можно попросить месье Бреннера?
Он быстро передал трубку жене.
– Спроси, кто говорит, и скажи, чтобы оставили свой номер, я в ванной.
– Алло, –