сербов, цыган, сербы же убивали албанцев. Началась настоящая война. В Белграде тоже было неспокойно, ходили слухи, что международная коалиция была готова применить силу против режима Милошевича. Но Адриана не верила, что Америка или Великобритания могли бомбить города Сербии или направить армию для прямого столкновения с армией Милошевича. Однажды, во время очередной акции, Адриану вместе с двумя ее однокурсниками задержали. Дело могло обернуться судом и тюрьмой, так как студентов обвинили в покушении на частную собственность: они разрисовали лозунгами витрину магазина женского белья, а также испортили дорогостоящую вывеску. Если бы не один полицейский, который лично знал отца Адрианы, возможно, девушка покинула бы стены камеры временного заключения или даже тюрьмы не скоро. Но друг отца, по просьбе родителей Адрианы, поставил перед ней ультиматум: либо она улетает первым самолетом к родителям в Германию, либо ее дело передают в суд. Никогда ранее не видевшая жизнь по ту сторону настоящей (а не бумажной) решетки, испуганная и разочарованная, Адриана согласилась уехать к родителям. В те дни ей было стыдно за свое малодушие и трусость, но она четко осознала, что не выдержит пребывания в тюрьме, среди грубых, злых, чужих ей людей, которые ненавидели ее только за то, что она была сербкой, а также за то, что ее отец был когда-то, во времена соцлагеря, представителем творческой элиты, со всеми вытекающими из этого преимуществами. Соседки по камере, женщины албанского происхождения, не давали Адриане спать по ночам, отбирали еду, плевали в ее стакан с водой, неоднократно пытались ее избить. Адриана не понимала, в чем ее вина перед этими женщинами, она лишь хотела добра и свободы Югославии, боролась против коррупции, а люди, которых она защищала, плевали в ее еду и зажимали ей нос по ночам, чтобы она не могла сомкнуть глаз.
На этом участие Адрианы в студенческой организации закончилось. Спустя несколько дней, в мае 1998 года, она вылетела из Белграда в Берлин, наконец четко осознав, что села не в свои сани, что это была не ее борьба, а борьба тех, кто ее люто ненавидел. Спустя пару месяцев девушка уехала во Францию, записалась в Сорбонну на факультет журналистики и попыталась сделать первые шаги в своей профессии, работая внештатным репортером в разных парижских газетах. В душе девушки царил разлад, ей казалось, что она предала Сербию, предала своих товарищей по организации, однако ее также не оставляло чувство, что она изначально сделала неправильный выбор, не поняла, что такое был «Отпор», с его плотно сжатым черным кулаком[35], на самом деле она сама, своими собственными руками, возможно, открыла двери тем, кто уже спустя полгода будет бомбить Белград, кто заберет тысячи жизней. Адриана поняла, что из Милошевича, во многом искусственно, в том числе благодаря «Отпору», всем его пособиям, методичкам и методистам, создали образ чудовища. И свобода, которая, возможно, наступит впоследствии, будет пахнуть гарью, тротилом, кровью и слезами ее соотечественников.
Александр,