Антип кроме красоты Ации, не мог не заметить за ней то, что она на него особенно как-то посмотрела и возможно даже, что он ей приглянулся. Что, пожалуй, спорное утверждение и каждый из находящихся в этом вагоне пассажиров, с не меньшим основанием мог бы заявить тоже самое, а некоторые даже и полезть в драку. И, наверное, всё это было так. И, не дай бог, случись возникнуть спор насчёт того, на кого эта фея больше всех смотрела или вообще, на один момент остановила свой взгляд, то Антипу пришлось бы довольствоваться местом в последней десятке.
Так что вполне им ожидаемо, но только не всеми остальными пассажирами, в один момент ошеломлёнными её выбором, Ация взяла и пренебрегла всеми их усиками и причёсками, и даже лысинами (вот же привередливая дамочка, ничем ей не угодишь), усевшись рядом с Антоном, потрясённым от такого её выбора и её благоухающей раем близости. А ведь она ещё к тому же, не просто так к нему подошла, а с очень впечатляющим ходом, – подиумной походкой, – для следящей за каждым её шагом публики. После чего она очень мило ему улыбнулась, отчего Антон мгновенно вспотел, и таким незабываемым голосом его спросила о чём-то, что Антон так и не понял о чём, пребывая в обездвиженном положении, в мысленном ступоре, с открытым ртом.
– Ну, тогда я присяду. – Поняв Антона без лишних слов, сказала Ация, занимая соседнее место рядом с ним. После чего Ация под наблюдением стольких глаз, о чём она не просто догадывалась, а знала (ей не в первый раз ездить в гуще народа, в поездах, а может причина была в чём-то другом), открывает свою сумочку, и как все невольные (при виде Ации только о подчинённом ею положении и думаешь) свидетели её действий предполагали и даже убедительно считали, само собой достаёт оттуда небольшое зеркальце.
– Свет мой, зеркальце! Скажи. Да всю правду доложи: Я ль на свете всех милее, Всех румяней и белее? Тьфу. Видеть её никаких нет больше сил. – На этот раз первыми вознегодовали на такую податливость и тягу к красоте мужиков, пренебрегаемая ими прекрасная половина, которой конечно нет никакого дела до их взглядов, но и пренебрежения собой, они терпеть не намерены.
– У. Насмотреться всё на себя не может. Любовала. – Стиснув зубы, запричитали те, кому не то чтобы не на что было любоваться в зеркало, а скажем так, у них помимо себя было куда смотреть, отчего они даже поистёрли своё зрение об эту окружающую их занятость и всегда носили очки на носу и в кровати. – Все они такие. – Нервно заявила, вздёрнув вверх свой нос, мадам Бандаж, посмотрев сверху вниз на эту «любовалу» через свои запотевшие от негодование очки.
– Кто? – не удержалась от искушения спросить свою вечную подругу мадам Бандаж, точная копия её, мадам Липьен. На что мадам Бандаж с некоторым укором в глазах смотрит на свою не слишком далёкую подругу, и так уж и быть, язвительно ей говорит. – Красотки.
– У. Терпеть их не могу. – А вот ответ мадам Липьен вполне удовлетворил