Йохан Хёйзинга

Осень Средневековья. Homo ludens. Эссе (сборник)


Скачать книгу

был в состоянии заимствовать из обширного комплекса идей, окружавших понятия кончины и гибели, собственно, лишь один элемент: понятие преходящего. Можно видеть, что позднее Средневековье не могло воспринимать смерть ни в каком ином аспекте, кроме как в аспекте бренности всего земного.

      Три темы соединялись в мелодию неумолчной жалобы о конце всего земного великолепия. Во-первых, где все те, кто ранее наполнял мир этим великолепием? Далее, мотив повергающей в трепет картины тления всего того, что было некогда людской красотою. И наконец, мотив Пляски смерти, вовлекающей в свой хоровод людей всех возрастов и занятий.

      По сравнению со вторым и третьим мотивами с их щемящим ужасом первый мотив былого великолепия был всего лишь легким элегическим вздохом. Мотив этот был весьма стар и хорошо знаком и христианскому, и исламскому миру. Он возникает уже в язычестве древних греков, он знаком Отцам Церкви, мы находим его у Хафиза, к нему обращается Байрон2. В период позднего Средневековья к нему испытывают особенное пристрастие. Так, он звучит в тяжелых рифмованных гекзаметрах монаха аббатства Клюни Бернарда Морланского, относящихся примерно к 1140 г.:

      Est ubi gloria nunc Babylonia? nunc ubi dirus

      Nabugodonosor, et Darii vigor, illeque Cyrus?

      Qualiter orbita viribus incita præterierunt,

      Fama relinquitur, illaque figitur, hi putruerunt.

      Nunc ubi curia, pompaque Julia? Cæsar abisti!

      Te truculentior, orbe potentior ipse fuisti.

      …………………………………………………………………

      Nunc ubi Marius atque Fabricius inscius auri?

      Mors ubi nobilis et memorabilis actio Pauli?

      Diva philippica vox ubi cœlica nunc Ciceronis?

      Pax ubi civibus atque rebellibus ira Catonis?

      Nunc ubi Regulus? aut ubi Romulus, aut ubi Remus?

      Stat rosa pristina nomine, nomina nuda tenemus3.

      Где Вавилонское царство вселенское, где сильных мира

      Многоотличие, где днесь величие Дария, Кира?

      Камень покатится, слава истратится: не уцелели

      Витязи взбранные; роком избранные – ныне истлели.

      Где ныне курия, шествия Юлия? Светоч сената,

      Цезарь прославленный – всеми оставленный, пал без возврата.

      ………………………………………………………………………………………………

      Где ныне Мария, также Фабриция непозлащенна

      Славны деяния? Павла Эмилия смерть где блаженна?

      Где обличающий, к небу взывающий глас Цицерона?

      Граждан сбирающий, бунт поборающий гнев где Катона?

      Где доблесть Регула? Рема иль Ромула? Что с ними сталось?

      Роза – не прежняя: имя порожнее нам лишь осталось2*.

      Этот же мотив звучит вновь – на сей раз не столь явно в школьной манере – в стихах, которые, при более короткой строке, сохраняют отголосок того же рифмованного гекзаметра: в следующем образчике францисканской поэзии XIII столетия. Якопоне да Тоди, joculator Domini3*, был, по всей вероятности, автором строф под названием Сиr mundus militat sub vana gloria [Чтó мир воюет для славы несбыточной?], которые содержали такие строки:

      Dic ubi Salomon, olim tam nobilis

      Vel Sampson ubi est, dux invincibilis,

      Et pulcher Absalon, vultu mirabilis?

      Aut dulcis Jonathas, multum amabilis?

      Quo Cæsar abiit, celsus imperio?

      Quo Dives splendidus totus in prandio?

      Dic ubi Tullius, clarus eloquio,

      Vel Aristoteles, summus ingenio?4

      Где