сынишку в два счета выпишем. Сколько парню, семнадцать?
– That’s right, – подтвердил дядя.
За окном «Астории» стояла весенняя ночь, колоннада Исаакия источала покой и прохладу. Тов. Зайцев уселся на подоконник, закрыв собою бледно-сиреневое небо.
– Это ж надо, остаться вдовцом в сорок шесть лет, – сказал он, проявляя редкую осведомленность. – Ужас, как в наше время люди сгорают от рака.
Настала дядина очередь расстроиться. Он достал фотографии покойной жены.
– Писаная красавица! – наперебой зажурчали Волков с Зайцевым.
– А вот и мой мальчик. – С фотографии улыбалось лукавое лицо с круглыми глазами.
– Похож, как влитый, – заверили Жоржа товарищи. (Они имели в виду – «вылитый».)
– Да, весь в меня… И тоже увлечен кинематографом.
– А ВГИК? У нас же ВГИК! – с ошеломляющей скоростью отреагировал Волков. – Лучший киноинститут в мире. Спросите хоть у Феллини! И с поступлением никаких хлопот. Уж это мы берем на себя. И перед вами, дорогой Георгий Филиппович, в нашей стране все двери открыты настежь.
Водка ощутимо бурлила в дядиной голове, но он осторожно плыл вперед, минуя политические рифы.
– Спасибо вам, дорогие друзья. Ваша идея хоть и неожиданна, но очень лестна. Конечно, я должен много думать, прежде чем принять такое важное решение.
– Думайте, думайте позитивно и постарайтесь ответить через пару деньков… А теперь не мешало бы и поспать.
Зайцев с Волковым церемонно раскланялись и покинули дядин номер.
Прошла неделя, а Жорж так и не принял «позитивного» решения. Ночной визит направил его мысли по другому руслу.
– И в самом деле, прекрасная идея. Почему бы вам не эмигрировать?
– Жорж! – вспыхнула мама. – Не мути им мозги.
– Хотите мое мнение? – спросил Витя. – Мое мнение таково, что это бред сивой кобылы. – Он показал пальцем на телефон. Мама вставила в телефонный диск карандаш и накрыла аппарат подушкой.
– Не для того я убежала от семьи и полвека мыкалась, чтобы…
– Неужели ты недостаточно пожала плоды своей революционной деятельности? – перебил сестру бесцеремонный брат. – Я слушаю ваши рассказы и не сплю по ночам. Вспомни, за что посадили твоего мужа.
– Времена изменились, Жорж.
– Приятно слышать… И все же я постоянно чувствую какой-то пресс на плечах. Мне кажется, я боюсь собственной тени.
– Представляешь, дядя Жоржик, – вмешалась наша десятилетняя Катя, – когда вы с бабушкой заходили за мной в школу, ребята из нашего класса сразу догадались, что ты – иностранец.
– Небось сама расхвасталась.
– А вот и нет, честное пионерское. Я говорю, с чего вы взяли? А они говорят, у него такой вид, будто он ничего не боится.
– Как лестно. А ты, Надюша, живешь в какой-то консервной банке и знать не хочешь, что творится вокруг. Ваши «консультанты» следуют за мной по пятам, по ночам имеют наглость входить в мой номер, без конца вмешиваются и контролируют съемки моего собственного