себя за слабость. Господи, она, кажется, опять расплачется!
– Ничего. Потерпи.
Мадлен судорожно вздохнула, забыв о слезах, до того ее разозлили слова Дункана. Ведь это она страдает от боли!
– Нужны иголка и нитки, – заметил барон.
Мадлен с силой ударила его по плечу.
– Я не позволю вонзить мне в кожу иголку!
– Ладно, ладно, помолчи, – промолвил Дункан, наклоняясь за плащом Мадлен. Закутав девушку, он бережно взял ее на руки, стараясь не касаться раны.
Мадлен инстинктивно обвила его шею руками, раздумывая о том, не следует ли ей выцарапать барону глаза за столь непочтительное обращение с ней.
– Посмотри ты на себя, Дункан! Ты пытаешься погубить меня, тихую и покорную девушку, и непременно сделаешь это при первой возможности. И клянусь Господом, я говорю с тобой в последний раз!
– Ну да, ты такая честная, что никогда не нарушишь своего слова. Не так ли, леди Мадлен? – поддразнил ее Векстон, возвращаясь к своим воинам.
– Да, – заявила девушка.
Закрыв глаза, она прислонилась к груди барона.
– А тебе известно о том, что, раз ты волк, у тебя и мозги волчьи? – спросила она после короткого молчания. – А у волков они, кстати, о-очень маленькие, как у курицы.
Мадлен слишком утомилась, чтобы открыть глаза и поглядеть, как действуют на Дункана ее оскорбления. Несколько остыв, она поняла, что ей, в сущности, следует быть благодарной Дункану за его грубость и насмешки. Ведь он разозлил Мадлен до такой степени, что она почти забыла о боли. Больше того, его явная бесчувственность помогла ей справиться с собой и не разрыдаться у него на глазах. Вот это было бы действительно недопустимо: ведь она давно привыкла скрываться за своими гордостью и достоинством, как за непроницаемой пеленой. И, потеряв то или другое, она почувствовала бы себя по-настоящему униженной. Теперь, когда Мадлен знала, что барон не видит ее, она позволила себе улыбнуться. Глупец, сам того не зная, он спас ее гордость!
Дункан не мог сдержать усмешки: разговаривая с ним, Мадлен опять нарушила собственный обет молчания. Ну, это пустяки. Главное, Векстону необходимо было узнать, как и кто ранил Мадлен. Он не верил, что кто-то из его людей мог поднять на нее руку, но ведь и воины Луддона, по логике вещей, должны были защищать его сестру, не так ли? Это ставило барона в тупик.
Впрочем, с выяснением этих вопросов можно было и подождать. Для начала Векстону надо было смирить свой гнев и позаботиться об отдыхе и лечении Мадлен, которая, судя по всему, близка к нервному срыву.
Когда Векстон с воинами снова пустился в путь, Мадлен крепко прижалась к барону – ей казалось, что так боль меньше мучает ее.
Она вновь почувствовала себя в безопасности, и это смущало ее. Сердцем она понимала, что Дункан совсем не похож на Луддона, но готова была скорее умереть, чем признаться в этом вслух. В конце концов она всего лишь пленница, приманка для ее братца. Но она не испытывала ненависти к Векстону, желавшему отомстить Луддону за свою сестру, и впуталась в это дело по чистой случайности.
– Ты